Она еле улыбнулась. Развязность и самоуверенность Фреда всегда ее сковывали. Он поставил чашку, а Тереза взяла его руку, прижалась к ней губами, нежно потерлась щекой.

— Смешная ты, — констатировал он, довольный собой. — Надо признать, что в тебе нет этой британской флегматичности. Страсть выплескивается из тебя, как пена из кружки, торопливо наполненной пивом…

Он задумался, не донеся свой тост до рта.

— Что, старушка, неплохой образ, а?.. Пена из кружки, торопливо наполненной… А тебе не нравится?

Она попыталась подыграть ему, но сердце было с разумом не в ладу. Он вспылил:

— Ну что еще? В чем опять дело?

— Ни в чем, Фред, уверяю тебя.

— Тогда почему ты дуешься? Что ты себе воображаешь! Стараешься тут для нее… Да, да, не спорь. Ты что думаешь, это мне нужно? Я-то предпочел бы провести уик-энд в размышлениях. Я все это сделал для тебя. Я краду тебе машину, устраиваю отдых за городом…

Она любила, когда он сердился. Бог знает почему, гнев считается истинно мужским проявлением характера. Сама того не замечая, она, не вынимая руки из кармана плаща, гладила свой живот. Повинуясь некоему подсознательному ходу мысли, она робко прервала Фреда:

— Ты думаешь, мы скоро сможем пожениться?

Он допивал вторую чашку чая и поперхнулся:

— Ну и вопросы у тебя! Я-то откуда знаю?

Она упорствовала, подойдя к нему ближе:

— Но ты меня любишь! Ты ведь сказал, что хочешь на мне жениться!

Он взял в рот кусок побольше, чтобы дать себе время подумать. Он не мог ударить в грязь лицом перед единственным существом, воспринимающим его всерьез. Тереза уселась по-турецки в вольтеровском кресле. Фред одновременно покончил с размышлениями и тостом. Он принялся расхаживать по комнате, размахивая руками. Его тень плясала на стене, становясь больше по мере того, как он удалялся от лампы.

— Это неслыханно! Тут посвящаешь свою жизнь тому, чтобы разрушить до основания буржуазное общество, не оставив камня на камне. А ты мне говоришь о женитьбе… Ты, значит, не способна хоть иногда подчинить свои интересы общественным?

В сущности, ему совсем не хотелось сердиться, а Тереза была такая хорошенькая… Он пожал плечами, присел рядом и провел тыльной стороной ладони по ее коленям.

— Впрочем, какое это для тебя имеет значение? Ты разве не счастлива вот так?

— Счастлива, Фред. Есть лишь одна вещь…

— Брось! Думай о нас. Мы здесь, вместе…

Голос Фреда стал хриплым, рука на колене Терезы делалась все тяжелее. У Терезы кружилась голова, но она старалась устоять. Он продолжал говорить, не без притворства: если он хотел почувствовать себя взрослым, надо было, чтобы Тереза разделяла его желания, а он знал, как одурманивающе действовали на нее его слова. Но напряжение не оставляло девушку, тогда Фред прибегнул к средству, которое назвал про себя «ускоренный процесс»: он склонился к Терезе и прильнул к ее губам. Обычно она теряла голову от поцелуя. Но на этот раз она высвободилась и с отчаянием в голосе повторила свой вопрос:

— Фред! Ты женишься на мне?

— Разумеется, — ответил он поспешно. — Мы же договорились?

Он пытался обнять ее, насильно поцеловать, чтобы сломить это неожиданное сопротивление.