. Томас Джонсон, раб, который стал знаменитым миссионером-проповедником в Англии, объяснял, что научился читать, рассматривая буквы в украденной Библии. Поскольку его хозяин каждый вечер читал вслух главу из Нового Завета, Джонсон упрашивал его читать одну и ту же главу снова и снова, пока не выучил ее наизусть и не смог находить слова на странице книги. Кроме того, когда сын хозяина делал уроки, Джонсон уговаривал мальчика прочитать задание вслух. «Ах ты, Господи, Боже мой, — говорил Джонсон, чтобы подстегнуть его, прочитайте-ка еще раз!» Мальчик часто так и делал, поскольку искренне полагал, что Джонсон восхищается его искусством. Благодаря этим повторениям к тому моменту, когда разразилась Гражданская война, Джонсон уже мог читать газеты, а позже основал собственную школу, чтобы учить читать других[642].

Умение читать не давало рабам пропуск к свободе, но оно делало доступным для них мощный инструмент угнетателей — книгу. Рабовладельцы (как и диктаторы, тираны, абсолютные монархи и прочие обладатели неограниченной власти) верили в силу печатного слова. Они знали гораздо лучше, чем некоторые читатели, что чтение это сила, которой требуется всего несколько первых слов, чтобы стать непреодолимой. Тот, кто способен прочесть одну фразу, может прочесть и все остальные; еще более важно, что читатель обретает возможность обдумывать прочитанное, действовать в соответствии с этим, придавать словам значение.

И по всем вышеназванным причинам чтение должно быть запрещено.

Поколения диктаторов знали, что неграмотными подданными управлять проще всего; поскольку нельзя разучиться читать, после того как вы читать научились, следует также ограничивать круг чтения. Именно поэтому книги, как ничто другое из человеческих творений, подвергались гонениям со стороны диктаторов. Абсолютная власть требует, чтобы вся доступная литература была официально одобренной; вместо целых библиотек мнений достаточно слова правителя. Книги, как писал Вольтер в сатирическом памфлете под названием «Относительно ужасной опасности чтения», «Столь легкий способ передавать свои мысли, очевидно, имеет целью рассеять невежество, кое составляет охрану и спасение всякого благоустроенного государства»[643]. а потому цензура в той или иной форме является логическим следствием любой власти, и история чтения освещена кажущейся бесконечной чередой цензорских костров, в которых сгорали древние папирусные свитки и книги нашего времени. В Афинах в 411 году до н. э. были сожжены труды Протагора. В 213 году до н. э. китайский император Ши Хуанди попытался покончить с чтением, приказав сжечь все книги в его царстве. В 168 году до н. э. во время восстания Маккавеев была полностью уничтожена библиотека в Иерусалиме. В I веке Август изгнал поэтов Корнелия Галла и Овидия и запретил их произведения. Император Калигула приказал сжечь книги Гомера, Вергилия и Тита Ливия (правда, его приказ не был выполнен). В 303 году Диоклетиан приговорил к сожжению все христианские книги. И это было только начало. Молодой Гёте, присутствовавший при сожжении книг во Франкфурте, чувствовал себя так, словно попал на казнь. «Видеть, как наказывают неодушевленный предмет, — писал он, это само по себе совершенно ужасно»