Подъем на катер прошел без приключений. Всплытие также показало, что никаких подлянок на водной поверхности не ожидается: папаня по-немецки объяснял что-то косматому разбойнику, весьма благосклонно и уважительно ему кивающему.

Видимо, велось повествование о похождениях моего родителя, отмеченных сроком полувековой давности.

Отдышавшись, я доложил обо всем увиденном.

– То есть, – рассудил папа, – отсеки до центропоста не задраены, но вода в них застоялая, так?

– Да, течь в прогнившей обшивке, – подтвердил я. – Но появилась она уже «после того», как говорится. Все шло в три этапа: «слезы», потом фильтрация, а после – неукротимое струение. Термины, тебе хорошо знакомые.

– А там, где сортир, течь была «до того»? – уточнил отец.

– Наверняка. Еще в период памятного тебе боя.

– Вы всплывали через кормовой торпедный аппарат? – спросил косматый тип папаню.

– Да, благослави его Господь…

– Значит, задраенные отсеки надо ожидать за центропостом?

– Значит.

– Мы их раздраим?

– Вода – та же сварка, – сказал я. – Едва ли. Нужна взрывчатка.

Косматый задумался. Потом, пожевав губами, молвил:

– Динамит, его мать, мы достанем…

Тем временем в глубину устремился один из работничков господ Оселли.

В пучине он пробыл недолго.

В его докладе косматому начальнику прозвучала следующая реплика: мол, коли уж эти русские – профессионалы, то пусть и копаются во всей этой жути…

От своего посещения погибшей субмарины парень, чувствовалось, вынес впечатления глубоко и бесповоротно отрицательные и повторить визит в недра затопленного крейсера ни малейшего желания не испытывал.

Его было нетрудно понять: одно дело – порхать в голубенькой водичке беспечной бабочкой, любуясь на рыбок, иное – вползать в изъеденное коррозией чрево подлодки, наполненное растворенными телами мертвецов, слышавшее их предсмертные стоны, впитавшее весь ужас и первобытный страх запертых в душной стали, трещавшей под напором пучины, людей, чья смерть знаменовалась кошмарнейшей из могил…

Косматый, хотя и без энтузиазма, но согласился с доводами коллеги, кто, сопровождая свои слова выразительными жестами, порекомендовал ему самому ознакомиться с достопримечательностями немецкого крейсера.

Сославшись на отсутствие необходимых у его экипажа навыков, глава пиратов любезно предложил мне повторить погружение.

– Я возьму с собой ваш запасной акваланг, – сказал я с вопросительной интонацией.

– Ни в чем себе не отказывайте! Будьте как дома!

Достигнув со второй попытки центропоста, я испытал довольно-таки сильный стресс: ласт сразу же поднял своей длинной упругой плоскостью с мглистого пола зелено-черный человеческий череп.

Ухватившись за перископную стойку, я, остро жалея, что не надел перчаток, отчетливо различал в плотном и ярком свете галогенной лампы фонаря затянутые инеем белесых водорослей стены, кожухи укрепленных на них распределительных щитов, приборов и – вздымаемые резиновыми плавниками моих ласт серо-коричневые фаланги и позвоночники…

Здесь же валялись ровно обметанные осклизлой илистой накипью огромные артиллерийские гильзы, от присутствия которых мне стало не по себе…