— Разрешите мне, Иван Семенович, попробовать. Давно уж не ходил, с прошлого плавания.
— Пробуй!
Дыбин снял сапоги и легкими, гибкими движениями, которые, казалось, не стоили ему никакого труда, взобрался на рею. Там, став босой ногой на тугой канат, он, словно ласточка, скользнул в воздухе и уже был на фок-мачте.
Чекин полез за ним.
Несмотря на грузность и неуклюжесть его фигуры, он без большого напряжения проделал то же самое, что и его друг.
Наконец настал черед Васи.
Он легко взобрался наверх. Босые ноги его чуть скользили по гладкому дереву реи. Он твердо стал ногой на канат, опробовав его тугость. Легкий ветерок ласково обнял Васю за плечи и побежал дальше, со слабым шумом пробираясь меж снастей. Вася взглянул вниз, на палубу, на товарищей, смотревших на него, на море, колебавшееся вместе с палубой, и где-то глубоко, на дне его души, на короткий миг ожило, казалось, забытое чувство страха.
Но он поборол это чувство и пошел по канату, раскинув для равновесия руки, съедаемый взглядами десятков глаз, устремленными на него снизу.
Наступила тишина, в которой слышно было, как где-то слегка поскрипывает снасть. Вася был уже близко от фок-мачты, как вдруг тело его качнулось и нога соскользнула с каната. Он изогнулся мгновенно и рукою коснулся веревки. Не то общий крик, не то стон огласил палубу. Стоявшие внизу кадеты рванулись со своих мест, чтобы принять падающего товарища на вытянутые руки.
Но неожиданно для самого себя Вася не упал. Он повис на канате, ухватившись за него одной рукой.
Тело его слегка покачивалось то влево, то вправо. Казалось, что он выбирает место, куда прыгнуть, и кадеты торопливо растянули под ним парус, а Турчанинов крикнул:
— Отпусти канат, Головнин! Прыгай в парус!
Но Вася не мог разжать руку, охваченную спазмой. Это было невольное движение мускулов, спасительный инстинкт.
— Подвести беседку! Живо! — скомандовал Турчанинов.
Матросы подкатили площадку на высоких стойках, употребляемую при подвязке снастей, и стали снимать Васю. Но даже и теперь они не могли оторвать его от каната — так крепко была сжата его рука. Вася был бледен, глаза закрыты. Он был в полуобморочном состоянии.
Доктор приказал растереть ему руку спиртом. Тогда она разжалась, и Васю спустили вниз.
— Ну как, страшно было? — спросил его Турчанинов.— Еще попробуешь?
— Отчего же! — ответил Вася. — Если руки сами цепляются за ванты так, что их не разжать, так чего же бояться?
Через несколько дней Вася снова полез на мачту. Он хотел убить чувство страха, таившееся в его сердце. Он снова ступил на канат и, не глядя больше вниз, прошел по нему от грота до фока, как Дыбин.
Но страх не совсем исчез и на этот раз. Он исчез гораздо позже, в конце плавания, когда «Феникс» уже возвращался в Кронштадт.
Бриг шел по Финскому заливу в виду берега, лавируя против изменчивого восточного ветра, который то начинал дуть ровно и сильно, наполняя паруса, то ослабевал, то налетал шквальными порывами.
Турчанинов, считая такую погоду самой подходящей для практики, с утра держал кадетов на работе с парусами. Они то брали рифы, то усиливали парусную оснастку, то убирали одни и ставили другие паруса. При этом роль вахтенного офицера по очереди исполняли кадеты.