Лангфельдт поднял брови, словно хотел продолжить свой отчет.

— Продолжайте, — попросил Йона.

— Ей разрешили вернуться домой. Она продолжала лечиться, жила самостоятельно. Не было никаких, совершенно никаких причин сомневаться в том, что она действительно хочет выздороветь. Через два года курс лечения закончился. Лидия выбрала форму терапии, которая тогда была в моде. Она начала проходить групповую терапию у…

— Эрика Марии Барка, — вставил Йона.

Лангфельдт кивнул.

— Похоже, эта затея с гипнозом не принесла ей пользы, — высокомерно сказал он. — Кончилось тем, что Лидия пыталась совершить самоубийство. Она попала ко мне в третий раз…

Йона перебил доктора:

— Она рассказала вам о срыве?

Лангфельдт покачал головой:

— Насколько я понимаю, в нем был виноват гипнотизер.

— Вам известно, что она призналась Барку в убийстве ребенка? — жестко спросил Йона.

Лангфельдт пожал плечами:

— Я об этом слышал, но ведь гипнотизер может заставить человека признаться в чем угодно. Я так считаю.

— Значит, вы не принимаете признания Лидии всерьез? — уточнил комиссар.

Лангфельдт скупо улыбнулся.

— Она была развалиной, с ней невозможно было вести разговор. Я применял электрошок, тяжелые нейролептики… Каких трудов мне стоило снова собрать ее как личность!

— То есть вы даже не попытались выяснить, почему она призналась в убийстве ребенка?

— Я считал, что ее признания связаны с чувством вины перед младшим братом, — натянуто ответил Лангфельдт.

— А теперь вы ее выпустили? — спросил комиссар.

— Два месяца назад, — сказал Лангфельдт. — Она, без сомнения, здорова.

Йона поднялся, и его взгляд снова упал на единственную картинку в кабинете доктора Лангфельдта — головоногое существо на двери. Ходячая голова, подумал он вдруг. Только мозг. Без сердца.

— Это ведь вы. — Йона указал на картинку. — Правда?

Когда комиссар выходил из кабинета, у доктора Лангфельдта был растерянный вид.

Пять часов дня, солнце зашло два часа назад. Темный, непроглядный как смола, холодный воздух. Туманно светят редкие фонари. От Скансена город виделся пятном дымного света. В лавочках сидят стеклодувы и ювелиры. Йона прошел через рождественский базар. Горят костры, фыркают лошади, жарятся каштаны. Дети бегают в каменном лабиринте; иные стоят и пьют горячий шоколад. Играет музыка, семьи водят хоровод вокруг высокой елки на круглой танцплощадке.

Зазвонил телефон; Йона остановился возле киоска с колбасой и олениной.

— Да.

— Это Эрик Барк.

— Здравствуйте.

— Я думаю, что Лидия держит Беньямина в старом доме Юсси, где-то возле Доротеи, в лене Вестерботтен, в Лапландии.

— Вы думаете?

— Я почти уверен, — жестко сказал Эрик. — Больше на сегодня планов нет. Вам не обязательно ехать, но я заказал три билета на завтра, на утро.

— Хорошо, — сказал Йона. — Пришлите, пожалуйста, мне на телефон всю информацию об этом Юсси, я свяжусь с полицией Вестерботтена.

Идя по узкой гравийной дорожке к ресторану «Соллиден», комиссар услышал у себя за спиной детский смех и дернулся. Красивый желтый ресторан украшали гирлянды и еловые ветки. В зале были накрыты четыре огромных длинных стола. Комиссар сразу увидел своих коллег: они расселись возле огромных окон, из которых открывался великолепный вид на воды Нюбрувикена и на Сёдермальм, на увеселительный парк Грёна Лунд с одной стороны и на корабль-музей «Baca»