С Рождества 1604 года минуло три дня.

Нед недолюбливал короля Иакова. Новый правитель оказался куда менее терпимым к иноверцам, чем была Елизавета, и это касалось не только католиков. Иаков был одержим страхом перед ведьмами – даже сочинил трактат по этому поводу – и ввел строгие законы против них, развязав охоту на ведьм. По мнению Неда, в основном от преследований страдали безобидные старухи-крестьянки. Тем не менее сэр Нед намеревался и впредь оберегать монаршую особу, дабы не допустить гражданской войны, которой страшился сильнее всего на свете.

Женихом на свадьбе выступал Филип Герберт, двадцатилетний сын графа Пемброка. Этот юноша умудрился обратить на себя королевское внимание, причем недостойного рода, то самое нездоровое внимание, в котором частенько за глаза обвиняли тридцативосьмилетнего короля. Придворный остроумец обронил: «Елизавета была королем, а Иаков стал королевой»; эта острота мгновенно разошлась по всему Лондону. Иакову пришлось настоять на женитьбе Филипа, чтобы доказать, что его интерес к юноше был совершенно невинным, но никто в это не верил.

В невесты выбрали Сьюзен де Вир, внучку покойного Уильяма Сесила и племянницу секретаря короны Роберта Сесила, друга и соратника Неда. Извещенные о предстоящем появлении короля, жених и невеста ждали у алтаря – королю полагалось являться на подобные церемонии последним. Часовня находилась внутри дворца Уайтхолл, и здесь у предполагаемых убийц было полным-полно возможностей для нападения.

От своих лазутчиков в Париже, Риме, Брюсселе и Мадриде Нед получал тревожные донесения: английские католики, бежавшие из страны и осевшие по всей Европе, готовили заговор, чтобы избавиться от короля Иакова, которого они считали предателем. Поскольку никаких подробностей эти донесения не содержали, приходилось выжидать – и, что называется, глядеть в оба.

Если бы он в молодости задумался о том, какой будет его жизнь в шестьдесят пять лет, то, пожалуй, счел бы, что к этому времени со всеми треволнениями так или иначе будет покончено. Либо они с Елизаветой победили, и Англия сделалась первой страной в мире, где существует свобода вероисповедания; либо проиграли, и англичан снова сжигают на кострах за веру. Он никогда не предполагал, что распри не утратят своей остроты, даже когда сам Нед постареет, а Елизавета сойдет в могилу, что парламент будет по-прежнему преследовать католиков, а католики не оставят попыток убить государя. Уж когда-нибудь это ведь должно закончиться?

Нед покосился на Марджери, стоявшую рядом, в голубом платье, оттенявшем ее серебристые кудри. Она перехватила его взгляд и спросила:

– Что такое?

– Не хочу, чтобы жених пялился на тебя, – поддразнил Нед. – А то решит, чего доброго, жениться на тебе, а не на своей невесте.

Марджери хихикнула.

– Я для него слишком старая.

– Ты самая красивая старая дама в Лондоне.

Нед не лукавил – он и вправду так думал.

Он снова оглядел часовню. Большинство гостей было ему знакомо. С Сесилами он сотрудничал почти полвека, а семейство жениха знал едва ли не лучше собственного. Отдельные молодые люди в задних рядах походили на друзей счастливой пары. В их лицах не было ничего подозрительного, однако Нед вглядывался в каждое: с годами он заметил за собой странность – ему становилось все труднее отличать одного юнца от другого.