Женщины же, очаровательные сами по себе и стократ — для офицеров, вообще не видевших приличных дам целую вечность, одетые в сногсшибательные туалеты, эффектно причесанные и талантливо накрашенные, имели успех, какого никто из них, за исключением разве Сильвии, и представить себе не мог.
Не зря они разучивали соответствующие времени танцы! Сказал бы кто той же Наталье Андреевне, что за один только вечер ее будут приглашать на вальс и мазурку природные графы, бароны, один настоящий князь Рюриковой крови лейб-гвардии драгунского полка, ротмистр Стригин, флигель-адъютант Его Величества!
Уж если сказка — так сказка, сон — так сон!
Да и к офицерам словно вернулось давно забытое прошлое. Не ко всем, конечно: рейнджеры из прапорщиков военного времени, подпоручиков ускоренных выпусков, ротных и полуротных командиров богом забытых номерных полков вообще никогда в жизни не видели ничего подобного. Ни приборов «на шесть хрусталей», ни заливной осетрины и котлеток «де воляй», шампанского «Клико» и «Мумм» и коньяка «Энесси», да, наконец, пресловутых и на века прославленных Северяниным и Маяковским ананасов. Потому как, вопреки коммунистической пропаганде, царский обер-офицер мирного времени получал раза в три меньше квалифицированного рабочего и ел досыта не каждый день. Так что не за фамильные имения и особняки в центре Петербурга и Москвы большинство из них ходили в отчаянно-безрассудные «психические атаки», столь колоритно изображенные в «Чапаеве» и в «Хождении по мукам».
Но зато сейчас, пусть хоть на краткий миг, любой из них мог почувствовать себя настоящим аристократом и хозяином жизни. Пусть даже те, о ком сказано выше, робея и стесняясь в обществе блестящих, увенчанных забытыми уже вензелями на погонах и эполетах боевых друзей, скромно теснились за дальними столиками, не рискуя приблизиться к царственным дамам, даже и они могли сполна насладиться восставшим, как град Китеж из вод, уголком «России, которую потеряли»…
А ведь на самом-то деле, пусть никто об этом пока не подозревал, именно они, выпивающие, танцующие, смеющиеся или грустящие на этом, может, первом, а может, и последнем балу, научившись тому, чего, кроме них, на всей планете не знал и не умел пока никто, прикоснувшиеся не только к новой технике, но и к новому стилю мышления и поступков, именно они, первые офицеры армии, которой только предстояло появиться, оказались сейчас кандидатами в новую аристократию новой России.
Которая возникнет при одном маленьком, но необходимом условии — если удастся довольно-таки бредовый с точки зрения исторического материализма план…
А «Валгалла» между тем, пока гремел музыкой и звенел бокалами банкет, пятнадцатиузловым ходом возвращалась к Босфору.
Когда первые, самые крепкие телом и духом бойцы, освежившись после сна пивом или чем-то поосновательней, стали появляться на палубе, они увидели только безграничную морскую гладь и синее, без единого облачка небо. Праздник продолжался.
Прогуливались, разговаривали, обменивались впечатлениями о волшебной ночи. Пока кто-то из наиболее наблюдательных не воскликнул с удивлением: