За это ощущение, это чувство рядом с ней, я всë готов простить, принять, исправить… Я им бредил. Вот оно!

— Дэм!..

Заношу в комнату. Закрываю плечом дверь.

— Ты ведь уже понимаешь, да, что я здоров? И не подставлял тебя.

Тяжело сглатывает.

— Понимаешь… По инерции кусаешься.

— Я не знаю, — дрожит еë голос.

— Всë еще хочешь, чтобы я ушëл?

Расслабляю руки, позволяя ей съехать вниз по моему телу. Целую еë в бровь. Закрывает ладонями лицо. Ложась спиной на дверь, сползает по ней на корточки.

Я зло рву коробки с тестами. Их много, они разные… Один может соврать, сразу несколько — нет.

— Нет, я тебя понимаю. И не осуждаю. У меня теперь тоже на этот счет паранойя, еще покруче твоей! И не дай Бог, кто-то бы прикоснулся к моему ребенку… К тебе… И даже — ко мне. Потому что, мне потом касаться вас. Это же пытка — не касаться! — срывается мой голос.

Замолкаю, делая тесты. Слышу, как она тихо плачет.

— Надо подождать… И пока мы ждем мой отрицательный анализ. Скажи мне… Что-нибудь мне скажи!

— Что? — выдыхает тихо.

— Что-нибудь, что компенсирует мне эти полтора года, Злата. Потому что я за каждый долбанный день с тебя теперь спрошу. Каждый! С процентами!

Раскрываю её ладонь, вкладывая в неё горсть тестов. Такой вот букет, Золотинка. Ценнее не придумаешь.

Забираю из шкафа бокалы, подцепляя их свободными пальцами. Руки заняты — в одной блюдо с фруктами, в другой — открытая бутылка вина. Без бутылки здесь не разберешься.

«Все сложно» у нас. Надо как-то снимать стресс. Он обоюдный.

Варвара спит на диване с Тихоном. Тихий — молодец. Нихрена не знает, но всë понимает. Барс, прижав уши, в сумраке следит за мной горящими глазами. Охраняет… Опускает настороженно нос в лапы, грызет что-то там. Варя смеется во сне. Уютно… Хорошая у меня семья.

Возвращаюсь в спальню. Мы не разговариваем со Златой. Молчим. Перевариваем. По её лицу текут слëзы. Обняв подушку, словно щит, сидит на кровати.

Двигаю на тумбочке ночник, освобождая место.

Тёмное вино льется в бокалы. Простенькие, дешевые стекляшки. А эта девочка могла бы пить из золотых кубков, будь ее семья чуть сильнее. Теперь это моя задача.

На ней нет ни одного золотого украшения. Но её волосы отливают в свете ночника золотым, даже несмотря на то, что покрашены в темный.

Поднимаю за подбородок еë безвольное лицо. Глажу пальцем скулу, размазывая слезы. Растерзанную мной губу. Протягиваю ей бокал.

Между нами стена. Я ее ощущаю. Сложно перепрыгивать из одной реальности в другую. Внезапная смена «дано» вызывает шок. Я сам его прожил, когда очнулся после ранения, а моя золотая девочка уже принадлежит другому.

И она сейчас в шоке. Вижу это по расфокусированному взгляду и апатии. Вкладываю в тонкие пальцы бокал. Чокаюсь своим об его стенку.

— За любовь? — хмурюсь, пытаясь поймать её опустошенный взгляд. — Выпей…

Равнодушно делает глоток. Глаза медленно моргают.

— Ещё… Пей.

Закрывая глаза, допивает до дна. И ложится на бок, обнимая свою подушку.

Я разглядываю её. Длинные ресницы отбрасывают тени на кожу. Скулы стали чуть мягче. Болезненная худоба исчезла. Красавица… Разве такую можно спрятать?