— Даже если это правда — а Миллер мог и соврать Ховарду — то это ровным счетом ничего не меняет. Об этом могут знать пара-тройка друзей Миллера, но никто из них не станет протестовать.

— Но если это правда, то что Миллер мог такого узнать, что Ки побоялся его оставить в Академии?

— Может, вычислил кого-то из Теней… А я уверен, что каждая Тень знает Ки Роджерса… Или какое-то задание… Я не представляю…

А потом мы снова наслаждались вечеринкой — и буйное счастье во мне становилось на паузу только в те моменты, когда нам с Эриком приходилось отрываться друг от друга. В конце концов, этот невообразимо прекрасный мир не исключал и физиологические потребности, и необходимости достать еще алкоголя.

Мы вскочили на ноги от пронзительного крика. Музыку тут же выключили, а толпа заторможено потекла в сторону шума. О произошедшем мы с Эриком узнали через несколько минут, и теперь молчали, не зная, что сказать, окруженные множеством таких же молчавших людей. Через полчаса уже отвечали на вопросы полиции.

Джон Ховард — любимец девчонок и лучший друг Алекса Миллера — упал с балкона и свернул себе шею.

Конечно, в Академию все возвращались угнетенными. Да и сопровождение нашего автобуса полицией создавало еще более гнетущую атмосферу. Никто не разговаривал. Эрик держал меня за руку, отвернувшись к окну.

Я не могла избавиться от мысли, что смерть Джона тесно связана с нашим разговором. Кто-то в толпе мог частично подслушать, о чем мы беседовали… И неважно, что он так и не раскрыл, что же такого накопал Алекс Миллер — важно только то, что со стороны это могло выглядеть так, что он мне мог это сказать. И если это так, значит, Ки Роджерс — самый настоящий убийца. По многочисленным показаниям, Джон Ховард был настолько пьян, что не стоял на ногах — и это чистая правда! Упал ли он сам, или все же ему помогли? И если все же последнее — от этой мысли кровь замерзала в жилах — то подозревать можно любого из присутствующих! И даже Эрика. Хоть мы и не разлучались надолго, но чтобы завернуть за пьяным Джоном на балкон и толкнуть — потребовалось бы несколько секунд.

Завтра кого-то вызовут на повторную дачу показаний — но уже было ясно, что свидетелей нет. Завтра же нам предстоит взбучка от ректора, конечно, родителям тоже сообщат — и сейчас это точно никого не волновало. За нами из автобуса вышла девушка, которая не стесняясь, рыдала, а подруга пыталась ее успокоить. Едва мы миновали проходную, натолкнулись на одного из моих одноклассников, который, конечно, еще не знал, что произошло.

— Эй, Питерс! Беги утешать свою соседку!

Я просто притормозила перед ним в ожидании пояснений. Он, наверное, уловив общее настроение, все пристальнее всматривался в проходящих мимо учеников, и объяснял теперь тише, скорее, по инерции:

— Так Диккенс ее сегодня кинул. При всех назвал жирной тушей… чтоб отлипла от него… и еще… а почему Эллисон плачет? Что случилось?

Я не ответила. Дэн выбрал худший день из всех возможных, чтобы привести месть в исполнение. Мне сейчас было не до Джейн Фоллз.

Едва я вошла в комнату, как она кинулась ко мне: