Я знала, что наш отец жив. Более того, у матери в паспорте все еще был штамп о браке… Только однажды я ее спросила, где отец и почему не живет с нами… Помню, как она тогда подняла на меня свои пустые, вечно уставшие, то ли сонные, то ли заплаканные глаза и ничего не ответила… Больше я не спрашивала. Он появился только однажды. Нам было по одиннадцать лет. Помню, как прибежали со школы, взмыленные после физкультуры, а во дворе стоит красный жигули, неизвестная машина, ненашенская… Заходим в дом- пахнет пирожками и вареной картошкой. Странно. Обычно в обед дома никого не бывает. Мать работала на хлебокомбинате и приходила только к семи вечера. С учебы мы «встречали себя сами», как любила говорить Айза- разогревали себе еду из холодильника, обязательно делали уборку, потому что мать устроила бы разнос по приходу, не разложи мы все по местам и не помой полы, потом садились за уроки- и этот вопрос тоже контролировала сестра. А тут- шкворчание масла на кухне, какая-то суета, которая буквально ощущалась в воздухе прямо с порога… Заходим внутрь- мать дома. И даже в платье свое выходное вырядилась. На голову ободок нацепила…
–Чего встали, кулемы?– без «здрасте» деловито отвешивает нам,– отец приехал. Идите, на стол накрывайте и знакомьтесь…
Столько торжественности и воодушевления, наверное, я до того дня никогда в ее голосе не слышала…
Мы переглянулись с сестрой. Помню, как недовольно Айза поджала губы, но ничего не сказала матери в ответ. Мы взяли по тарелке с приготовленным и пошли в зал. Сидевший там уже за столом, выдвинутом на центр комнаты, чужой, незнакомый мужчина как-то строго оглядел нас. Промолчал. Ни слова- ни тебе привет, ни я ваш отец… Чувство неловкости повисло тяжелой взвесью в воздухе.
–Проходите, – наконец, произнес он, словно был здесь хозяином.
Послушались.
Он сел за стол, но нас за него не пригласил. Матери тоже в комнате не было, и она почему-то к нам не спешила… Попробовал небрежно приготовленное. Не церемонясь и культурствуя, чавкая и откусывая большие куски… Мне почему-то было противно смотреть на то, как он ест, на него было противно смотреть… Отвела глаза.
– Воды принеси,– сказал небрежно, кивнув в мою сторону.
На негнущихся ногах, поспешила на кухню, схватила со стола кувшин с кипяченой водой и кинулась обратно. Поставила на стол. Смотрю перед собой, не дыша.
–Ты что, совсем?-спрашивает грубо,– стакан где? Как мне пить? Неумеха… Вся в свою мать… Эта тоже как не умела готовить, так и не научилась, небрежно отшвыривает на тарелку откусанный пирожок, который он успел уже попробовать.
Я дергаюсь, как от удара. За мной вообще была эта дурацкая привычка- грубые, обидные слова или сильные шок и удивление всегда вызывали у моего тела вот такую непроизвольную реакцию, что жутко забавляло моих обидчиков, всегда знавших, когда их слова «достигли цели»… И сильно бесило Айзу, которая тут же спешила мне на помощь, а потом тет-а-тет недовольно отчитывала, что мне нужно учиться быть сильнее и уметь отражать удар…
Этот раз не стал исключением.
–Тебе чего здесь надо?-огрызнулась она сквозь зубы, -зачем пожаловал? Тебя здесь никто не ждал.