По ее взгляду я поняла, что она прекрасно знала, что мы так и не общаемся… Я продолжала исправно высылать деньги, но даже не была в курсе, куда они доходили в конечном итоге… Вытащила из сумки кошелек, выгребла оттуда все, что было- наверное, штук тридцать, судя по количеству пятитысячных купюр.

–На, возьми. Передай ей и себе тоже оставь часть. Мало ли, на что понадобится…

Глаза Райки загорелись. Она молча взяла деньги, начав прямо при мне их пересчитывать. Мне стало еще более гадко. Классики учили нас, что бедность не порок… Не порок. Все порочное обладает хоть каким-то флером шарма…

–Давай, счастливо,– сказала, вставая и кидая на стол деньги за наш мини-ланч.

–Бэлл,– услышала за спиной ее оклик,– любовница знает, что ее мужчина врун, тогда как жена- только догадывается… Так что… Это ее проблемы- что рядом с ней кобель… Не твои…-улыбнулась своей привычной улыбкой во все зубы, которую я так хорошо помнила. Только сейчас она показалась мне какой-то жалкой и обреченной…

Алан

Несколькими днями ранее

Я действительно улетел, но не во Флориду. Я полетел в республику, домой к Бэлле, в место, где она родилась и прожила всю свою жизнь, туда, где я, совершенно чужой этим краям, выросший на другом континенте, мог чувствовать себя намного более комфортно, чем она, отверженная и опозоренная в родных краях…

Сначала я хотел взглянуть в глаза ее отцу. Поговорить. Понять его – нет. Такое невозможно понять. Но выслушать стоило. Он отец моей девочки, я обязан был выслушать его.

Не судьба. Оказалось, Артур Черкасов умер полгода назад. Суицид. Перерезанные в ванной вены… Наверное, можно бы было вникать в это дело, предполагать, что все это неслучайно, проводить очевидные параллели с кончиной Айзы, от которых кровь бы в жилах стыла, но… Я сознательно заставлял себя об этом не думать. Сейчас главное- понять, как вытащить Бэллу из этого болота, пока она сама не поняла, что давно в нем погрязла, не начала паниковать и только сильнее в него увязать, захлебываясь.

Я ехал к ее матери- и точно знал, что пока не получу всех ответов, не уйду. Телефон в руки не брал специально. Интуитивно чувствовал, Она пишет мне. А мне нужно посылать ей в ответ милые сердечки… Нет, не сейчас… Я просто не мог врать ей сейчас, не могу флиртовать и писать милые непристойности, когда ворошу ее прошлое, такое болезненное, такое темное… Пусть лучше пребывает в неведении. Недосказанность ведь не вранье…

Дом, где жила семья Бэллы, встретил меня тоской и нуждой. Было видно, жилье запущено и даже на фоне беспроглядной тоски этого Богом забытого поселка, от которого остался только обветшалый дух величия Советского Союза, казался тусклым, мрачным пятном.

Я не знал, с чего начать, как подступиться к ней… Наверное, эта женщина, в лице которой я судорожно пытался ухватить черты моей девочки – и к наивному облегчению не находил, совершенно не понимала, зачем я здесь, для чего… Едва ли она могла догадываться, что я знаю почти всю правду… Даже самую страшную… Слова встали костью у меня в горле.

–Я люблю Вашу дочь…-смог, в буквальном смысле процарапать я свои голосовые связки,– не знаю, имеет ли это для Вас хоть какое-то значение и любите ли Вы ее хоть капельку, я хочу, чтобы Вы знали. Я хочу сделать ее счастливой- и готов дать ей столько заботы и нежности, сколько она не дополучила… За всех вас дать… Дать ей всю ту любовь, которую не додали ей Вы… Ее отец… Я знаю почти всю правду… Знаю, чтобы защитить её. И хочу, чтобы Вы рассказали мне оставшиеся детали…