- Что царевич? Лучше ли ему? - трепетно спрашивала Настя, крепко целуя веселую подружку, забежавшую в ее светлицу через несколько дней после первого посещения лекаря Леона. - Скажи, Зина... Уж я ждала тебя, ждала...
Настя начала вставать с постели, но была худа и бледна. Ее душа страдала еще больше, чем тело, и она нетерпеливо стремилась в обитель, чтобы схорониться там навеки. Но боярин Холмский все не возвращался, а без согласия отца девушка не смела уехать к тетке своей Агнии, состоявшей настоятельницей монастыря.
Настя знала, что с приездом отца ей грозит много тягостного, так как ее тайное свидание с царевичем стало предметом сплетен при дворе и в городе. Не простит боярин срама, павшего на его голову; не вымолить у него прощения ни дочери, ни сестре Татьяне. На обеих гневается он шибко и суровую думу думает. Но не о себе печалится бедная Настя. Все ее мысли, все заботы - там, возле царевича, куда заказаны ей пути, но куда властно рвется любящее сердце.
О, как бы она лелеяла царевича, как бы преданно служила ему, ухаживала за ним!.. Она охраняла бы сон его; она не допустила бы к нему ни ворога, ни лихого человека; она бы жизни своей не пощадила, только бы выздоровел он, желанный, прекрасный...
- Зина, подруженька, что же молчишь ты! - жалобно повторила Настя, обращаясь к гречанке. - Скажи мне, лучше ль царевичу?
- Так же все, Настя... так же! - уклончиво отвечала Зина.
- Не хочешь ты мне правды сказать!
- Ай, Настя, как не хочу! Сама знаешь, как я тебя люблю. Душу бы отдала, не пожалела. Что же, если радостного нет, а только горестное.
- Горестное?! Хуже ему? Ах, не томи ты меня, Зинушка! И так истомилась я, истерзалась. Ночь придет - сна ни в одном глазу. Так до утра нынче перед иконою простояла. Да и то... Ах, Зинушка, вымолвить страшно: молиться не могу...
- Господь с тобою, милая! Какое слово сказала! Молись, молись, авось твоя молитва страдальческая дойдет до Бога... Говорят, что недужный горячее Бога просит, чем здоровый да счастливый...
- Где уж мне, грешнице!.. Нет, Зина, сил не хватает!.. Творю молитву, крещусь, а перед глазами он... он... Сладкие речи шепчет, говорит: "Там соединимся!" Зовет с собою... Ах, кабы знал кто, что я испытываю... как обливается кровью мое сердце.
Зина хотела сказать что-то, но Настя продолжала с волнением тихим дрожащим голосом:
- Под утро заснула я и вдруг... Ах, девушка милая, и сказать боюсь... Приснился мне он... Худой стал, тощий, а глаза горят, словно звезды. Взял за руку... шепчет... Ах, Зина, что говорил он, что говорил!..
- Что же, Настя?
- Поклянись, Зина, что не выдашь никому!.. Поцелуй крест... Боюсь я за царевича... Ой, боюсь... Он сказал мне, - понижая голос, продолжала Настя в нервном возбуждении, - что вороги окружают его... что его уморить хотят... Он просил спасти его... Умоляет, плачет... А сам... сынка своего за ручку держит. Его, говорит, пожалей... Ох, Зинушка, он и ворогов своих лютых назвал...
- Кого же? Кого? - проникаясь ужасом, прошептала Зина.
Настя отрицательно покачала головой.