– Наташа, это я. Ты как?

Морок рассеялся. Катя увидела Наталью Литте. Перчик живая и невредимая стояла на нетвердых ногах, подпирая дверной косяк кухни, и смотрела на них.

– Это что за девка с тобой?

Катя ощутила резкий запах алкоголя. Пьяная? Она пьяная?!

– Капитан Петровская, ГУВД Московской области. Мы с вами уже встречались в прокуратуре. – Катя разглядывала ее: в джинсах, в застиранной мужской футболке, босая, с растрепанными волосами и без косметики, эта девушка все равно хороша собой... Даже пьяная... И это сходство с Мэрилин, которого она, видно, так добивалась, сейчас, в этих дешевых тряпках, еще резче, еще сильнее.

– А, – Перчик прищурилась, тоже рассматривая Катю. – Явились... Ну что ж, берите меня, арестовывайте... Вот она я, перед вами. Я так и думала, что этим кончится, когда узнаете мою девичью фамилию... Вся наша семья... всегда была... под колпаком... Сначала Виталька... как это называется... к-козлы... козлы отпущения... вечные и бессменные... Ну что же ты стоишь, пялишься на меня? Вот она я, перед тобой, бери, арестовывай меня!

– За что вас арестовывать? – спросила Катя.

– Ну вы же уже нашли его.

– Кого?

– Того старого борова-адвоката в его долбаной тачке!

«Все, – подумала Катя. – Она созналась. Мне, только что, в присутствии брата. Она созналась в убийстве адвоката. Или... или нет? Это признание или...»

Рука сама собой потянулась к сумке, к телефону, вот теперь настал момент звонить следователю Чалову. Момент наивысшего напряжения и триумфа и вместе с тем возможность попросить совета, что делать дальше... Но Катя опустила руку. Что-то в лице Натальи Литте – Прохоровой – Перчика заставило ее сделать это.

Столько боли в глазах, столько отчаяния... Какая-то полная безнадежность сквозь пьяные слезы...

Чувство вины... Катя ощутила его, наткнувшись на этот отчаянный взгляд. Чувство вины... она ведь всего несколько минут назад примеряла это самое чувство к доктору Прохорову. И вот внезапно сама, не желая того, ощутила, как... Ведь тот случай с их братом Виталием не был даже судебной ошибкой. То был самый подлый и жестокий сговор всех участников уголовного процесса... И все это прикрыл приговор, вынесенный от имени государства и закона, приговор несправедливый и ложный... И она, Катя, вот сейчас, через столько лет, это знала. Нельзя испытывать чувство вины за чужие преступления? Оказывается, можно – против своей воли, вопреки логике. Чувство вины и стыда... и боязнь новой роковой ошибки...

– Слушайте, надо поговорить и во всем разобраться, – тихо сказала Катя. – С вами можно нормально поговорить, по-человечески, а?

– А разве вы это умеете? – спросила девушка.

– Я умею.

– Что-то я не заметила там, в прокуратуре.

– Я попробую.

– А вам это нужно? Вы же приехали нас с братом... меня арестовать.

– Мне это нужно так же, как и вам.

– Она все знает о том деле, – сказал доктор Прохоров сестре. – Они подняли то дело из архива и поняли, что Виталий не убивал.

Перчик повернулась и поплелась в комнату, Катя последовала за ней. Уже не заботясь о том, что здоровяк-доктор шел сзади. Она слышала его дыхание.