— Она первая начала, — самодовольно заявил Калле, рисуя ручкой длинные коричневые линии.

Эллен плакала, а Томас гладил ее по волосам.

— Ладно, ладно, малышка, — сказал он, беря дочку на руки. — Все еще больно? Хочешь, я подую, и все пройдет?

— Он меня ударил, папа! Он сильно меня ударил!

— Я знаю, — ответил Томас и принялся дуть на волосики Эллен.

Спустилась Анника, одетая и при макияже, с плотно набитой сумкой через плечо.

— Что здесь происходит? — спросила она.

— Ничего, — ответил Томас.

Эллен выскользнула из его рук и подбежала к Аннике.

— Калле сильно ударил меня вот сюда.

Она показала на темя, Анника поставила сумку на пол и внимательно рассмотрела ушиб.

— О, у тебя уже растет шишка, — сказала она. — Так дело не пойдет.

Она поцеловала дочку и подошла к Калле, повернула к себе стул, на котором он сидел, и заставила его встать и посмотреть себе в глаза.

— Ты не имеешь права бить свою младшую сестру, — сказала она.

— Но это она…

— Тихо! — прикрикнула Анника на сына. — Ты вообще не имеешь права ее бить. Какой же ты мальчик, если бьешь девочек? Ты меня слышишь? Ты меня слышишь?

— Да, — ответил Калле, опустив голову.

— Успокойся, — сказал Томас, но Анника пропустила этот совет мимо ушей.

— Смотри мне в глаза, — сказала она сыну, и он посмотрел на мать из-под челки. — Калле, ты должен перестать лгать и сваливать на других свою вину и перестань драться с Эллен. Тебе же не нравится, когда другие дети тебя обижают? Как ты думаешь, как чувствует себя сейчас Эллен?

Он снова опустил голову.

— Она огорчилась, — сказал он.

Анника привлекла его к себе и прижала на несколько секунд.

— Ну все, я пошла на работу, — сказала она, но Калле вдруг порывисто обнял ее за шею.

— Нет! — закричал он. — Останься дома, мама! Побудь со мной сегодня!

— Но папа же дома, — сказала Анника, и мальчик бросил на отца быстрый застенчивый взгляд, но потом снова прижался к матери, зарывшись лицом в ее волосы.

— Я хочу остаться с тобой, мама, — упрямо повторил он.

Она мягко освободилась из его объятия и посмотрела на Томаса.

— Стоило бы вытереть стол, прежде чем дети сели рисовать, — заметила она. — Они потом носят рисунки по всему дому, а мы удивляемся, откуда на стенах пятна.

Томас вдруг почувствовал безмерную усталость. Его словно хлестнули грязной мокрой тряпкой.

— Иди на работу, — сказал он, встал и отвернулся.

Она вышла, не сказав ни слова. Он подождал, когда за женой захлопнется дверь, и сел за кофе.

Она никак не может удержаться. Надо же, напомнила, что надо вытереть стол. Если бы она сама всегда убирала грязь. Вчера жены Ларссона и Альтина сложили грязные тарелки в раковину. Томас с раздражением отметил, что с утра никто так и не удосужился поставить их в посудомоечную машину.

Что она вообще сделала вчера для вечеринки? Купила какую-то готовую дрянь, подогрела в микроволновке! Она выставила себя полной дурой перед его коллегами и ужасно вела себя с соседом, а потом бросила его наедине с гостями, тарелками и прочим.

Он сильно разозлился, вспомнив все это: как она кричала на соседа, как жены коллег смотрели на нее, как мужчины предпочли сменить тему. К его удивлению, вечеринка затянулась до часу ночи. Крамне допил коньяк и попросил еще, но Альтин его остановил, напомнив, что им всем завтра надо быть на работе.