Сыновья кончили обед. Первым поднялся Дэвид и отошёл в угол, где хранились его книги. Потом уселся на низенькую табуретку у очага, с карандашом и записной книжкой, положив её на колени.
«Латынь, — подумала огорчённо Марта, — он может теперь заниматься латынью!» И эта мысль, мелькнувшая среди других, горьких, почему-то вызвала раздражение. Вот тоже одна из затей Роберта, это ученье: он хотел, чтобы мальчик в будущем году поступил в колледж, получил стипендию, превзошёл самого себя. Роберт послал его учиться к мистеру Кэрмайклю на старой Бетель-стрит, в вечернюю школу. А она, Марта, насчитывавшая в своём роду длинный ряд предков углекопов, гордилась этим, презирала книги и чувствовала, что из этого ученья ничего хорошего не выйдет.
Вслед за Дэви встал из-за стола Гюи, отправился в прачечную и принёс оттуда молоток, колодку, свои старые футбольные башмаки, дюжину новых сапожных гвоздей. Он присел на корточки в дальнем углу кухни, в стороне от остальных, и, наклонив тёмную, ещё блестевшую от воды голову, начал забивать гвозди в башмаки, — как всегда, молчаливый и сосредоточенный. В прошлую субботу он из своей получки утаил от матери один шестипенсовик; просто оставил его себе, не сказав ей ни слова об этом. Марте не трудно было догадаться, для чего. Футбол! Дело тут не только в увлечении спортом, хотя Гюи обожал спорт. Нет, нет. У Гюи была более серьёзная цель. Гюи хотел быть «светилом», футболистом высокого класса, атлетом, получающим шесть фунтов в неделю за величайшую ловкость в борьбе. Вот в чём заключалась тайна Гюи, его заветная честолюбивая мечта. Оттого он отказывался от папирос, от стакана пива по воскресеньям. Оттого он никогда не болтал с девушками. Марта знала, что Гюи никогда и не смотрел ни на одну из них, несмотря на то, что очень много девушек заглядывалось на него. Оттого он носился по вечерам, пробегая целые мили, — это называлось тренировкой. Марта не сомневалась, что, как бы Гюи ни был утомлён, он уйдёт, как только окончит чинить свои башмаки.
Она нахмурилась ещё сильнее. Спартанские привычки Гюи она от всей души одобряла, ничего не могло быть лучше. Но цель? Бросить шахту! И он тоже жаждал уйти из шахты. Марта не верила в его ослепительную мечту и не боялась, что она может осуществиться. Но её тревожило это необычайное упорство Гюи, да, оно её очень заботило.
Инстинктивно глаза её отыскали Сэмми, который всё ещё сидел за столом и черенком вилки беспокойно выводил на клеёнке узоры. Он, видно, почувствовал взгляд матери, так как через мгновение с глуповатой застенчивостью положил вилку и встал. Засунув руки в карманы, он слонялся по кухне. Подошёл к крошечному квадратному зеркальцу, привешенному над раковиной. Взял гребень с полочки, намочил волосы и старательно расчесал на пробор. Потом достал висевший на перекладине у очага чистый воротничок, который мать накрахмалила и выгладила только сегодня утром. Надел его, завязал по-новому галстук, прифрантился. Затем, самодовольно насвистывая, схватил шапку и весело направился к двери.
Лежавшая на коленях рука Марты сжалась так сильно, что суставы пальцев торчали как обнажённые кости.