Он протянул руку и принял у Антикайнена свою медную, местами зеленоватую от патины, кружку. Продолжая смотреть парню прямо в глаза, мужчина улыбнулся вполне дружественно.

— Не знаю, — кое-как ответил Тойво.

— Так ты, вдобавок, нерусский! — сказал он. — Латыш, что ли? Или чех?

Антикайнен отчего-то не захотел говорить, что он, типа финн, что у них в Хельсинки не все свободно говорят по-русски, и, вообще, что он едет не в ту сторону.

— Не латыш и не чех, — пояснил Тойво, чтобы не обижать добродушно настроенного человека.

— Ага, вижу, — охотно согласился мужчина. — Давай, угадаю. Ты с Олонецкой губернии. Стало быть, карел. Так?

Антикайнен кивнул: «точно так». Его собеседник тоже кивнул, вполне удовлетворенный своей наблюдательностью.

— Знавал я олонецких егерей по службе, — повернувшись к прочим пассажирам, сказал он. Тем было, по большому счету, все равно. Но это не смутило рассказчика.

— Еще в японскую войну стояли они с нашим полком рядом в этой самой Маньчжурии. И генерал к ним всегда строго относился. Маннергейм его фамилия — генерала этого, — продолжил он.

— Олонецкие драгуны? — попробовал поправить его Тойво. Насколько он помнил, Карл Густав Маннергейм был драгуном, кавалергардом и полным дартаньяном.

— Нет — олонецкие егеря — все карелы поголовно. Маннергейм ими не командовал, у него свои имелись, как раз эти самые драгуны. Сам-то генерал по-фински не очень говорил: все по-русски, либо по-шведски. А вот его подчиненные были финнами. Ну, и русскими тоже. Так вот: карелов этих маннергеймовские солдаты и офицеры ни в грош не ставили. Типа — невежественные, дикие, с суеверием — нецивилизованные, одним словом.

Умные слова из уст беспалого рассказчика не казались нелепыми. Грамотный, вероятно, был мужчина.

— Олонецкая губерния — большая, считай, даже этой самой Финляндии побольше будет. Соседи, вроде бы, так не ладили они между собой. Уж коли попался драгунам егерь, жди беды. И язык-то похожий, и внешне одинаковая — «чухна белоглазая», так одни себя умными считают, а другие по дикости своей да древности — мудрые. Умным-то что нужно? Уничтожить мудрых. А мудрым? Не связываться с умными. Вот и беда.

— Какая беда? — заинтересовался Тойво, которого потихоньку отпускала головная боль.

— Резали финны карелов, будто недочеловеки те (к этому отношению между народами автор вернется чуть позднее, когда рассказ пойдет о «племенных войнах» 1919 года). А карелы, в ответ, отстреливали финнов. Русские, понятное дело, на стороне цивилизации. А Маннергейм пытался устранить междоусобицу, да как-то криво.

— Почему — криво?

— Ну, сам посуди: говорит, мол, учитесь у финнов, подражайте финнам, кланяйтесь финнам и в зад их непременно поцеловать. Тебя бы это порадовало?

Тойво в ответ только вздохнул. Ситуация понятна и многажды повторена: англичане и шотландцы, англичане и валлийцы, англичане и ирландцы, немцы и французы, немцы и голландцы, немцы и поляки, все вместе взятые — и русские. Сука-любовь! До гробовой доски.

Беспалый погладил свою ухоженную бороду, пробежал куцей пятерней по волосам и, словно бы, задумался о чем-то.