На стене тикали большие белые часы. Четверть третьего.

— Алло?

Заведующий. Ян вцепился руками в бедра. Хёгсмед представился и объяснил, по какому поводу звонит. Яну показалось, что за это время он ни разу не перевел дыхания.

— Значит, вы помните Яна Хаугера? И что вы можете о нем сказать?

Хёгсмед молча выслушал ответ, периодически бросая на Яна испытующие взгляды.

— Спасибо, — сказал он через полминуты. — Да-да, этого достаточно. Спасибо, обязательно передам. Спасибо, большое спасибо. — Он повесил трубку и откинулся на стуле. — Вас и тут хвалят. Я говорил с Леной Сеттерберг из «Подсолнечника». Ян Хаугер. Позитивный, ответственный, пользовался расположением как детей, так и родителей. Высшая оценка.

Ян с облегчением улыбнулся, мысленно отметив дикую формулировку: «Пользовался расположением детей…»

— Я помню Лену, — сказал он. — Нам хорошо работалось вместе.

— Ну, хорошо… — Главврач поднялся со своего кресла и взял со стола пластиковую папочку. — А теперь пойдем в наш детский сад… вы, кстати, знаете, что детский сад теперь называется подготовительной школой?

— Конечно.

Доктор придержал дверь и пропустил Яна:

— Название «детский сад» устарело… какой же это «сад»? То же самое происходит и с многими психиатрическими терминами. В наши дни неприлично говорить «истеричка», «сумасшедший» или «психопат». Некорректно. Мы здесь, в Санкта-Патриции, не употребляем даже слов «больной» и «здоровый». «Функционирующий индивид» и «не функционирующий индивид». — Он внимательно посмотрел на Яна: — А кто из нас стопроцентно и постоянно здоров?

Вопрос явно с подковыркой. Ян предпочел промолчать.

— Мало того… что мы вообще знаем друг о друге? Допустим, вы встречаете кого-то в коридоре… можете вы сразу сказать, хороший это человек или плохой?

— Нет, конечно… но я не стал бы думать, что этот человек желает мне зла.

— Это очень хорошо. Доверие к людям в первую очередь означает, что человек уверен в себе.

Ян кивнул. Доктор опять достал магнитную карточку:

— Здесь получается быстрее… можно идти через подвал, но там дольше и… не очень приятно. Так что мы пойдем опять через ворота.

Они прошли мимо вахтера, и Ян снова обратил внимание на толстенное стекло — может быть, даже пуленепробиваемое.

— Но кое-кто из пациентов здесь… они опасны?

— Опасны?

— Ну да… склонны к насилию и все такое.

Хёгсмед печально вздохнул:

— Да… но опасны они больше всего для самих себя. Конечно, среди пациентов есть люди с деструктивными тенденциями, женщины и мужчины с тяжелыми социальными отклонениями, которые совершали… скажем так, очень плохие поступки…

— И вы можете их вылечить?

— Вылечить — это серьезное слово. Мы, врачи, стараемся не угодить в тот же темный лес, где заблудились наши пациенты. Мы стараемся оставаться на свету и выманить их к нам, прочь из этого леса… — Он помолчал, потом продолжил: — У всех насильственных преступлений… вернее, у людей, которые совершают насильственные преступления, прослеживается общий знаменатель в виде детской психической травмы. И мы умеем его находить. Как правило, у них был очень плохой контакт с родителями, их ставили в унизительные ситуации. — Он открыл еще одну дверь и посмотрел на Яна. — Отсюда и возник проект «Полянка». Цель нашей подготовительной школы — сохранить как непосредственную, так и эмоциональную связь между детьми и изолированными у нас родителями.