Но ни о чем другом он думать не мог.

Они вернулись в садик, и Ян исчез на десять минут. Даже меньше — ему надо было только добежать до ближайшего почтового ящика. Три маленьких квартала. Он остановился в темной подворотне и достал из кармана шапочку Вильяма.

Конверт с адресом он приготовил еще накануне. Сунул шапочку в конверт, заклеил, бросил в ящик и вернулся на работу.

А сейчас он стоял в раздевалке и беседовал с женщиной, имя которой в тот момент даже вспомнить не мог, а потом вспомнил. Мама Макса Карлссона. Она пришла забрать сына.

Сигрид прервала их разговор.

— Извините, — тихо, дрожащим голосом сказала она. — Ян, можно тебя на минутку?

— Конечно… а что?

Она отвела его в сторону:

— У тебя здесь, в «Рыси», нет лишнего ребенка?

Он посмотрел на нее с хорошо разыгранным удивлением:

— Как это?

Сигрид огляделась:

— Вильям… Вильям Халеви… Отец ждет его в «Буром медведе», пришел за ним… а Вильяма нет.

— Как это нет?

Она обреченно покачала головой:

— Можно, я пробегусь по комнатам?

— Конечно.

Сигрид исчезла. Ян проводил Макса с его мамой, помахал им на прощание и вернулся в раздевалку. Сигрид была уже там. Вид отчаянный.

— Не знаю, куда он мог подеваться… — Она пригладила торчащие волосы. — Я даже не помню, был ли он, когда мы возвращались из леса. Туда он шел с нами… а вот назад… Ты не помнишь?

Ян покачал головой. Вспомнил картинку: Вильям бежит в ущелье.

— К сожалению… я не очень хорошо знаю ребят из «Бурого медведя».

Они замолчали, уставившись друг на друга. Сигрид мотнула головой, будто хотела стряхнуть кошмарное видение.

— Что ж… я пошла к отцу. Но что же делать… надо срочно звонить в полицию.

— О’кей, — сказал Ян.

В груди у него похолодело, точно сосулька застряла в пищеводе.

Надо звонить в полицию.

Началось. Теперь от него мало что зависит.

Ни дать ни взять — кадр из фильма про подпольщиков. Или про шпионов. Тайный курьер. Никакого риска Ян не допускает. Он едет на работу кружным путем, как можно более дальним, спрыгивает с велосипеда на пустой улице и бросает письма в почтовый ящик. Сорок семь писем канули в огромный мир. Доброго пути! Сорок семь писем от больных — или как их назвать? Заключенных?

А потом, как ни в чем не бывало, Ян едет на работу. По утрам уже подмораживает, лужи за ночь затягивает хрустким ледком, а на дороге образуется ледяная корка. Скоро придется расстаться с велосипедом — становится скользко, и это по-настоящему опасно.

Не успевает он открыть дверь в раздевалку, как слышит топот маленьких ножек. Матильда. Глаза ее сияют от восторга.

— У нас полиция!

Выдумщица.

— Вот как? — Ян снимает куртку. — И что они хотят? Попить с нами сока?

Матильда смотрит на него широко раскрытыми глазами и начинает смеяться только после того, как он ей подмигнул. Ох уж эти воспитатели, болтают всякую ерунду. Им-то все можно, а поди различи, когда они шутят, а когда говорят серьезно.

И в самом деле — полиция. Не в детском саду, конечно, — на территории больницы. Полицейская машина припаркована у ворот, а когда он через четверть часа выглядывает в окно, видит за ограждением двоих полицейских. Они медленно идут вдоль ограды, тихо о чем-то разговаривают и все время смотрят под ноги, будто ищут что-то.