— Уилл, это же я.
Звук моего голоса заставил шута вновь повернуться и приглядеться ко мне.
— Ханна? Шутиха Ханна? Исчезнувшая шутиха?
Я кивнула.
— Уилл, что происходит?
Зная Уилла, я ожидала, что он обязательно что-то скажет насчет моего платья и, уж конечно, спросит про малыша.
— Королева, — только и выдохнул шут.
— Что с ней? Неужели умерла?
Он покачал головой.
— Пока еще нет. Но боюсь, это лишь вопрос времени.
— Ребенок? — спросила я, и внутри меня все сжалось.
— История повторилась, — сказал Уилл. — Никакой беременности не было. И снова королева стала посмешищем Европы и мишенью для унижений.
Усадив Дэнни рядом с шутом, я протянула Уиллу обе руки. Он крепко сжал их.
— Она больна? — шепотом спросила я.
— Ее фрейлины говорят, что она как уселась на пол, так и не желает подниматься. Сидит, словно нищенка. Ханна, я сам не понимаю, как это могло случиться. Я не понимаю, почему это случилось. Я вспоминаю ее девочкой. Худенькая была, все время улыбалась. Мать ее так любила. Отец ее просто обожал и называл своей принцессой Уэльской. И вдруг… такой печальный конец. Чего же нам теперь ждать?
— А ты сам как думаешь? — спросила я со смешанным чувством страха и сострадания к королеве.
Уилл сгорбился и улыбнулся мне печальной, вымученной улыбкой.
— Здесь нам ждать уже нечего, — ответил он тоном человека, покорившегося судьбе. — Все произойдет в Хатфилде. Наследница престола находится там. А здесь наследника не получилось. Две попытки, и обе провалились. Горе и уныние — вот что такое сегодняшний Ричмонд. То ли дело Хатфилд? Там живая и здоровая наследница престола. Вокруг нее собралась уже половина здешнего двора, а остальные торопятся туда же, чтобы не оказаться в последних рядах. Не сомневаюсь, у принцессы уже и речь заготовлена. Елизавета вполне подготовилась к радостному дню, когда ей объявят о смерти Марии и она станет новой королевой. У нее уже все продумано: где сядет и что скажет.
Его горечь передалась и мне.
— Ты прав, Уилл. Речь у Елизаветы уже заготовлена. А начнет она свою речь словами: «Нам было явлено чудо Божьего промысла».
Уилл не выдержал и засмеялся.
— Надо же! Великолепные слова. А ты-то откуда знаешь? Неужели Елизавета разболтала тебе? Она же невероятно скрытная.
Мне самой стало смешно.
— Все гораздо проще, Уилл. У нас с ней был разговор, и она спросила, какие слова Мария произнесла, узнав, что стала королевой. Я помнила их и сказала. Елизавете понравилось, и она еще тогда заявила, что тоже произнесет эти слова.
— Отчего бы не произнести? — вновь мрачнея, вздохнул Уилл. — Она отберет у Марии все: мужа, любовь народа, трон. Так почему бы не присвоить и слова старшей сестры?
— Как ты думаешь, я могу повидать королеву?
— Она тебя не узнает. Ты стала красивой женщиной, Ханна. Неужели это платье тебя так преобразило? Тогда ты, должно быть, хорошо заплатила своей портнихе. Она у тебя прямо волшебница.
— Нет, Уилл, не платье. Наверное, любовь.
— К мужу? Ты его нашла?
— Нашла и почти сразу же потеряла. Тогда я была даже не шутихой, а абсолютной дурой, набитой гордостью и ревностью. Но рядом со мной его сын, и этот малыш научил меня такой любви, когда забываешь о себе. Я даже не думала, что смогу его так любить. Я вообще сомневалась, что кого-то полюблю. Это — мой сын Дэнни. И если мне будет суждено вновь увидеть его отца, я скажу ему, что наконец-то стала женщиной и готова к любви.