– Майор, проверь это дело. Афганца-наводчика проверь. Как человека прошу. Не мог я ошибиться.

И разогнувшись, почувствовал облегчение в позвоночнике.

Низкий потолок гауптвахты, казалось, придавил воздух, сжал его до невозможной температуры и духоты. Зубов повалился на кровать и закрыл глаза. Вошедшие вслед за ним дежурные по офицерской гауптвахте – старый прапорщик и молоденький акселерат, на голову выше прапорщика, – робко стояли у порога, как бы ожидая от офицера команды.

«Ну, чего вам? Вы тут командуете, а не я», – подумал Зубов, расстегивая ворот. Прапорщик, дождавшийся обращенного на себя взора офицера (а кто на гауптвахту идет весело?), лицом, плечами и всей фигурой изобразил сожаление, что ничем не может облегчить положение «посаженного».

– Я тут… это… завтра в отпуск…. Так вот… сержант Носков, – отрекомендовал он долговязого, стоявшего за спиной.

– Тебя как звать-то? – спросил Зубов Носкова, когда, чуть потоптавшись и не услышав от «посаженного» никаких слов, прапорщик удалился.

– Василий, – хрипло прокашлял сержант.

– А чего у тебя, Василий, лычки на погонах выцветшие? Давно здесь?

– Да нет, такие дали.

– Ты вот что, Василий. Позвони-ка в разведбат, найди сержанта Губина и скажи ему, что ротному, мол, жарко.

Василий понимающе улыбнулся: все знают балагура Губина. В нынешнем положении старшему лейтенанту только юмором и спасаться, а он, Василий, понимает и одобряет шутку.

– Ты понял, Василий? – строго, не отвечая улыбкой на его улыбку, спросил Зубов и отвернулся к стене, показывая, что будет спать.

В скукоте гауптвахты такое поручение для дежурного – подарок судьбы, развлечение. Предвкушая веселую болтовню с Губиным, сержант вскоре позвонил в разведбат.

– Передай старшему лейтенанту, что опахало обеспечим, – серьезно пробубнил Вовка.

– Гы-гы! – попытался включиться в Вовкин юмор Вася, но озадаченно услышал зуммер отбоя. Вспомнив, что сегодня суббота, значит, гонят киношку, он побежал туда, раз с Губиным «кина» не вышло.

Вернувшись, Вася с изумлением увидел вделанный в стену камеры № 12 кондиционер. На дверной ручке – картонка с надписью: «Не мешать отдыхать!». Плевать Вася хотел на это неуставное объявление! Он решительно потянул за ручку, сорвал картонку и еще больше изумился. Над кроватью появилась полка с книгами, на тумбочке магнитофон, на полу рядом с ящиком минеральной воды свистел электрочайник.

– Захади, дарагой, гостем будешь! – широким жестом с кавказским акцентом пригласил Зубов Васю и принялся открывать банку «Си-си». – Как дела на воле? Что слышно? Что говорят обо мне?

Вася ошалело крутил головой, оглядывая весь этот негауптвахтный комфорт, и молчал. Наконец, в нем вызрела реакция:

– Товарищ старший лейтенант, а как же это? Ведь не положено. Меня самого посадят, если узнают.

– А ты никому не говори.

– Как же не говорить? Ведь начальники караула…

– Каждый начальник караула может оказаться на моем месте, – загадочно проговорил Зубов. – Ладно, Вася, Аллах не выдаст, свинья не съест. Иди, спать буду.

Еще не было в его сознательной жизни столько сна подряд. Убаюкивало мерное рокотание кондиционера, холодные струи заставляли кутаться в одеяло, дремота благостно растворяла в груди горький комок обиды и тревоги. В мареве сонных грез всплывали лица жены и дочери, родителей. Не просыпаться бы!