– Мы помечаем наши данные кодом, который вставляем через определенные интервалы – каждые двадцать секунд или каждые тридцать слов. Если кода на месте не оказывается, то мы тщательнее просматриваем все данные, чтобы убедиться, что они наши.

Худ похлопал Столла по плечу.

– Продолжайте проверку, Матти. Капля пота упала на ухо Столлу.

– О, я обязательно доведу дело до конца. Мне не нравится, когда меня надувают.

– Тем временем, Лоуэлл, распорядитесь, чтобы дежурный сотрудник охраны начал проверку всех видеозаписей, сделанных этой ночью на всех наших контрольных пунктах внутри этого здания и за его пределами. Мне нужно знать, кто пришел и ушел ночью. Пусть увеличат фотографии на удостоверениях и сверят их с теми, что хранятся у нас – нужно убедиться, что все они подлинные. Поручите это Аликасу, у него очень зоркий глаз. Если он не найдет ничего подозрительного, пусть проверит все за вчерашний день, потом за позавчерашний.

Коффи поиграл университетским перстнем.

– На это потребуется время.

– Понимаю. Но нам нанесли удар исподтишка, и я хотел бы знать, кто это сделал.

Худ и Коффи ушли, и в кабинет Столла почти тут же вкатился Боб Херберт. Как обычно, тридцативосьмилетний офицер разведки был возмущен до глубины души – на этот раз на десять процентов из-за того, что дела в центре шли не так гладко, как ему бы хотелось, а на девяносто – из-за бомбежки, которая навечно приковала его к инвалидной коляске.

– Ну и что у нас получается, юный гений? Есть свежие идеи? В голосе Херберта еще чувствовалась удаль миссисипского юноши, но ее уже почти заглушили требовательный тон, выработавшийся после десяти лет службы в ЦРУ, и непреходящая горечь воспоминаний о бомбардировке посольства США в Бейруте в 1985 году, после которой он стал калекой.

– Я проверяю степень и тип проникновения в нашу сеть, – объяснил Столл и плотно сжал губы, чтобы не добавить: «старый зануда». Так могли называть Херберта только Худ и Роджерс, но больше никто и уж, разумеется, не тот, кто никогда не носил военной формы, в ноябре голосовал за либералов и тем не менее имел в Оперативном центре не меньший вес, чем сам Херберт.

– Так вот, юный гений, может быть, вам станет чуть легче, если вы узнаете, что не только нам надавали по морде.

– Кому еще?

– В Министерстве обороны часть компьютеров тоже отключилась...

– На двадцать секунд? Херберт кивнул.

– И в ЦРУ.

– Какие компьютеры?

– В секторах по контролю над кризисными ситуациями. Все компьютеры, которые мы снабжаем данными.

– Черт...

– Вот именно, молодой человек. Мы переполошили многих, и они теперь хотят найти козла отпущения.

– Черт! – повторил Столл и повернулся к экрану, на котором замерли первые колонки цифр.

– Первая директория чиста, – пропел Могучий Мышонок. – Перехожу к следующей.

– Я не говорю, что вы в чем-то виноваты, – продолжал Херберт. – Я бы не стал мутить воду, если бы хорошие парни не тормошили меня каждую минуту. Но вы мне нужны, чтобы получить кое-какую информацию из Национального бюро аэрофотосъемки.

– Пока система работает в режиме диагностики, это невозможно. Я могу выйти из программы только после окончания проверки.