Чармейн молча метнулась мимо него в гостиную.

— Тоже мне приличное воспитание! — крикнул Питер ей вслед. — Ты просто лентяйка, вот ты кто!

Чармейн и ухом не повела и метнулась дальше, к входной двери. За ней увязалась Потеряшка, умильно путаясь под ногами, но Чармейн так злилась на Питера, что на Потеряшку уже не хватило сил.

— Вечно придирается! — бурчала она. — Как только ступил на порог, так и начал и не может уняться! Как будто у самого нет недостатков! — И она распахнула входную дверь.

И ахнула. Кобольды даром времени не теряли. Ни секундочки. Да, кусты они не состригли, потому что она им запретила, зато срезали все до единого розовые цветы и почти все бордовые и белые. Дорожка была устлана розовыми и лиловыми зонтиками гортензий, и было видно, что среди кустов лежит еще больше цветов. Чармейн издала яростный вопль и бросилась их подбирать.

— Лентяйка, значит?! — бормотала она, собирая головки гортензий в подол. — Ой, бедный, бедный дедушка Вильям! Какой кошмар. Он ведь любит, чтобы гортензии были разноцветные! Ох, мелкие пакостники!

Чармейн пошла к столу под окном кабинета, чтобы выгрузить цветы на него, и обнаружила у стены корзину. Она прихватила ее с собой, чтобы собрать гортензии, лежавшие среди кустов. Потеряшка прыгала вокруг, принюхивалась и пофыркивала, а Чармейн собирала срезанные головки, пока не набрала целую корзину. И не без яда посмеялась, когда обнаружила, что кобольды не очень-то разобрались, что считать синим, а что нет. Они оставили большинство бирюзовых и зеленоватых соцветий и некоторые сиреневые, а с одним кустом им, наверное, пришлось совсем туго, потому что каждый цветок в каждом зонтике был розовый в серединке и голубой по краям. Судя по множеству крошечных следов вокруг этого куста, кобольды устроили из-за него митинг. В итоге половину цветов они состригли, а вторую половину оставили.

— Видали? Не так-то это просто, — вслух сказала Чармейн на тот случай, если кобольды спрятались где-то здесь и слышат ее. — А на самом деле это вандализм, и я надеюсь, что вам стыдно.

Она оттащила к столу последнюю корзину, повторяя про себя: «Вандалы. Безобразники. Мелкие противные твари!» Она надеялась, что хотя бы Ролло ее слышит.

У некоторых, самых крупных, соцветий были довольно длинные стебли, и Чармейн собрала из них большой розовый, лиловый и зеленовато-белый букет, а остальные рассыпала ровным слоем по столу, чтобы высушить на солнце. Она где-то читала, что если гортензии высушить, они сохраняют цвет, поэтому из них получаются хорошие зимние букеты. Дедушке Вильяму понравится, думала она.

— Вот видите, сидеть и читать очень даже полезно! — объявила она, ни к кому не обращаясь. Однако к этому времени она уже поняла, что пытается самоутвердиться в глазах всего мира — если не Питера, — потому что крайне возгордилась, когда получила письмо от короля.

— Ладно, — вздохнула она. — Пошли, Потеряшка.

Потеряшка вошла в дом вместе с Чармейн, но на пороге кухни задрожала и попятилась. Чармейн поняла, в чем дело, когда вошла в кухню и Питер посмотрел на нее поверх клубов пара из кастрюли. Он раздобыл где-то передник и расставил посуду на полу аккуратными стопками. И воззрился на Чармейн с праведным гневом.