Стоило Чармейн появиться, как кобольды принялись верещать.

— Кажется, у нас здесь собралось все племя, — сообщил Питер.

Чармейн решила, что так, похоже, и есть.

— Хорошо! — крикнула она, перекрывая гвалт. — Вот, я пришла. В чем дело?

В ответ раздался такой галдеж, что Чармейн зажала уши.

— Хватит! — крикнула она. — Если все будут вопить сразу, я ни слова не пойму! — Она узнала того кобольда, который побывал в гостиной, — он стоял на стуле в окружении по меньшей мере шести других. Нос у него был крайне запоминающийся. — Вот вы — вы говорите. Как вас зовут, скажите еще раз?

Кобольд коротко поклонился:

— Тимминз. Как я понимаю, ты Чаровница Бейкер и говоришь от имени чародея. Так или не так?

— Более или менее, — ответила Чармейн. Она решила, что спорить по поводу того, как ее зовут, не стоит. Кроме того, ей понравилось, что ее сочли чаровницей. — Я же вам сказала — чародей болеет. Он отбыл на лечение.

— Это ты так говоришь, — возразил Тимминз. — Откуда ты знаешь, что он не сбежал?

При этих словах во всей кухне поднялся такой гомон и свист, что Чармейн снова пришлось кричать, чтобы ее услышали:

— Тише! Конечно, никуда он не сбежал. Я была здесь, когда его забрали. Он очень плохо себя чувствовал, и эльфам пришлось нести его. Если бы эльфы опоздали, он бы умер.

В наступившем подобии тишины Тимминз недовольно произнес:

— Раз ты так говоришь, мы тебе, конечно, верим. У нас с чародеем вышел спор, так, может быть, ты его уладишь. Признаться, нам это не по душе. Так поступать некрасиво.

— Что именно? — спросила Чармейн.

Тимминз сощурился и поглядел на Чармейн вдоль носа.

— Только не смейся. Когда я пожаловался чародею, он засмеялся.

— Обещаю не смеяться, — сказала Чармейн. — Что случилось?

— Мы очень рассердились, — сообщил Тимминз. — Наши дамы отказались мыть ему посуду, и мы забрали краны, чтобы он не мог мыть ее сам, а он только улыбнулся и сказал, что у него нет сил спорить…

— Еще бы, он же болен, — перебила его Чармейн. — Теперь вы это знаете. Так в чем же дело?

— Этот его сад… — сказал Тимминз. — Первым стал жаловаться Ролло, тогда я пришел, посмотрел и увидел, что Ролло говорит правду. Чародей растил кусты с синими цветами, и такими цветы и должны быть, это правильно и разумно, но из-за его колдовства на тех же самых кустах стали расти розовые цветы, а некоторые и вовсе стали белые и зеленые, а это неправильно и противно природе.

Тут Питер не сдержался.

— Но ведь гортензиям так и полагается! — взорвался он. — Я вам объяснял! Любой садовник вам скажет. Если не посыпать подсинивающего порошка под весь куст, некоторые цветы получатся розовые. Ролло — садовник. Он должен это знать!

Чармейн оглядела набитую кухню, но Ролло среди толпы синих человечков видно не было.

— Наверное, он сказал это вам только потому, — предположила она, — что очень любит стричь кусты. Честное слово, он наверняка замучил чародея вопросами, можно ли ему состричь кусты, а чародей отвечал, что нет. Он и меня вчера спросил…

При этих словах у самых ног Чармейн возник Ролло, стоявший возле собачьей мисочки. Чармейн узнала его в основном по скрипучему голоску, которым он закричал: