Закрыв карандашное производство, фирма публично объявила о новой специализации — «графит, предназначенный для гальванотипии»[239] — и продолжила успешно работать в новом качестве. После смерти отца в 1859 году Генри продолжил дело, и о его усердии свидетельствует факт приобретения книги «Помощник бизнесмена». Тем временем американский рынок карандашей был завоеван немецкими производителями.
Руководя бизнесом, Генри Торо не переставал писать и публиковать книги, выступать с лекциями о рабовладении и заниматься другими вещами. Но он всегда хорошо чувствовал технику, и это ощущается даже в философских работах. Так, размышляя о сути литературной деятельности в дневнике, он писал: «Мое перо — это рычаг, и чем сильнее одно его плечо задевает меня, тем глубже его другое плечо касается души читателя»[240]. Архимед говорил: «Дайте мне точку опоры, и я переверну мир», — и Торо, очевидно, верил, что, если у него будет тихое место для размышлений, он перевернет душу читателя своим метафорическим рычагом.
Кроме прочего, Торо занимался землеустройством и, в частности, выполнил топографическую съемку Уолденского пруда и определил его глубины, развенчав существовавший в ту пору миф. Вот что он писал в «Уолдене»:
Я хотел промерить дно Уолденского пруда, который издавна считался бездонным, и в начале 1846 года тщательно обследовал его, пока не сошел лед, с помощью компаса, цепи и промерного линя. Ходило много разных слухов про дно этого озера, точнее про отсутствие у него дна, которые, разумеется, не имели под собой никаких оснований. Удивительно, насколько люди склонны верить слухам, вместо того чтобы взять и промерить озеро[241].
Он составил карту Уолденского пруда, которую некоторые исследователи его творчества отказывались принимать всерьез, поскольку, вероятно, не допускали мысли, что Торо всерьез мог быть не только гуманистом, но и инженером[242]. Однако свидетельств тому немало. Среди артефактов, хранящихся в городской библиотеке Конкорда, есть кусочек пустой карандашной оправы из можжевельника с наконечником-иглой. Этот простой инструмент использовался для копирования чертежей во времена, предшествующие светокопированию и ксерографии. Оригинал прокалывали по контурам, а затем точки на копии соединяли линиями. Торо не только копировал, но и упрощал составленную им карту пруда — не потому, что детали, которые он опустил, были не важны, а потому, что они не имели значения для подкрепления его точки зрения, а карта выглядела слишком перегруженной деталями. Он относился к чертежам столь же внимательно, как к сочинениям и карандашам.
Торо занимался топографией не спустя рукава[243]. В «Уолдене» он проявил настоящую инженерную дотошность, проверяя точность измерений, — он стремился к тому, чтобы погрешность составляла не более трех-четырех дюймов на сто футов (восемь — десять сантиметров на тридцать метров). Но, заметив, что самая глубокая часть пруда расположена на пересечении линий его максимальной длины и ширины, он сделал философское умозаключение относительно высочайших вершин гор и человеческой морали: