Проектирование обычно длится недолго, и это процесс в общем и целом всегда оставался невидимой и недокументированной главкой в истории цивилизации. У нас на руках имеются артефакты всех времен, идентифицируемые как инструменты, конструкции или машины, но мы рассматриваем их как разрозненные фрагменты материального мира, рождавшегося в процессе культурного развития. Гораздо сложнее воспринимать их как плоды сознательных актов творческого созидания, а их эволюцию или усовершенствование рассматривать как целенаправленную инженерную деятельность — особенно в силу того, что возможности для такой интерпретации зависят главным образом от наших представлений о мыслительном потенциале далеких предков. Действительно ли они что-то созидали или просто натыкались на удачные природные образования в виде камней нужной формы или упавших деревьев, позволяющих перейти реку? Всегда ли мы были заложниками обстоятельств или же с самого начала действовали как сознательные изобретатели и инженеры?

Марк Витрувий Поллион, чей десятитомный трактат «Об архитектуре» служит основным источником знаний об истории технических изобретений в Древнем Риме, полагал, что наша изобретательность — врожденное качество. Но даже Витрувий не верил в то, что прогресс может опираться только на дарование, и в перечне обязательных требований к архитектору или инженеру образца двухтысячелетней давности он поместил владение карандашом (заостренной кисточкой наподобие инструмента Леонардо) на второе место сразу после образования. Умение чертить и рисовать было всем.

Но вот записей о своей работе — подробных или каких-либо вообще — древние инженеры, судя по всему, не делали. Классический труд Витрувия принято считать старейшей из известных работ по инженерному делу, однако он также посвящен эстетическим вопросам строительства и, похоже, уцелел исключительно по этой причине. Один из историков прямо сказал о Витрувии то, на что намекали многие: «Он пишет на скверной латыни, но хорошо знает предмет»[15]. Другой классик отмечал: «Он явно незнаком с композицией, а сочинение для него тяжкий труд»[16]. Но независимо от того, заблуждался ли Витрувий относительно собственных литературных талантов или просто не считал владение пером столь же важным, как владение карандашом, начиная с Витрувия и до сегодняшнего дня литература об инженерном деле обычно стоит рангом ниже поэтических свидетельств. Внутри жанра на первый план выходят подробные описания изделий, дотошные инструкции по их воспроизведению и прочие сугубо технические документы. И очень мало литературы (и хорошо написанной, и проходной) о том, как инженеры прошлого пользовались «дарованиями, отточенными практикой» для разработки новых идей и совершенствования существующих объектов.