Еще дважды перерывались на перекусон, Аманда быстро освоилась в квартире, в последний раз даже сама ухитрилась приготовить кофе и, похоже, очень гордилась, что не испугалась навороченной техники. На особой полке с охлаждением она заметила ряд винных бутылок, я несколько раз ловил испытующий взгляд: когда же предложу выпить, расслабиться, снять стресс, словом, обычная процедура перед банальным совокуплением, но я помалкивал.

По ее просьбе показал фрагмент книги, которую пишу, она засмотрелась на любовную сцену, где вернувшийся с турнира рыцарь объяснялся с дамой сердца, спросила осторожно:

– Вы подолгу работаете над такими вещами?

Я отмахнулся.

– Нет, конечно. Это простой заработок. Подолгу только над Главной Вещью. А это так… Самому иногда смешно. Однако спрос на такие творения устойчивый, в них нет ничего зазорного… В смысле, ни порнухи, ни садомазохизма, ни пропаганды наркомании. К тому же мне самому нравится. Что-то в этом от грез засыпающего, когда мозг уже отключается, перестает критиковать, а перед глазами плавают всякие непуганые образы…

Она рассмеялась, посмотрела на меня лукаво:

– А я уж думала, что вы такое творите на полном серьезе!

– Ну что вы, – сказал я легко и добавил про себя, ну что за брехло, почему всегда брешем, когда с красивыми женщинами, стараясь подать себя лучше. – Это работа… Для вас тоже разделяется на простую, когда заучиваете роли, и возышенную, когда уже на сцене?

Она заметно погрустнела, между сдвинутых бровей образовалась неглубокая складочка.

– Да, конечно… только уже не представляю, когда снова на сцену. Все говорят: потерпи еще чуть-чуть, все изменится, не могут люди настолько заблуждаться, не могут заблуждаться так долго… но я уже и не знаю, вдруг могут?

Я промолчал, тут даже соврать нельзя, чересчур. Почему-то многим гуманитариям непонятно, что старый мир ушел, улетел, рухнул, рассыпался в песок. Никогда уже не вернемся к ямщикам и лаптям, все это умерло, точно так же сейчас вымирают профессии трубочистов, сапожников, актеров, писателей старого образца, то есть пишущих буковками на бумаге.

Когда все кончилось, я вышел ее проводить до лифта, она в прихожей чуть замедлила шаг, сказала с легкой тоской:

– Хорошо у вас! Уютно, защищенно. Как хорошо, наверное, чувствовать себя крепко стоящим на ногах! И как к вам, наверное, тянутся женщины.

Снова промолчал. Что ни скажи, проиграю: по идее должен сейчас взять ее за плечи и прижать к себе поплотнее, чтобы ощутила мои гениталии. Да она и сама прижмется, чтобы ощутить, даже сразу возьмет в ладони, часто задышит, начнет бурно двигаться, закатит глаза, затем ее пальцы судорожно начнут расстегивать мне рубашку, потом и брюки, а я должен снимать с нее маечку и джинсы… Нет, так делают стандартные женщины, насмотревшись дешевых фильмов, на самом деле ни одна женщина не заводится так быстро, Аманда это понимает, сыграет тоньше и правдоподобнее, даже оргазм, возможно, не станет имитировать с первого раза.

– Да что вы, – промямлил я наконец, – столько работы, какие женщины! Сейчас вот вы в кино или в кафе, а мне, как каторжному, прикладывать одну сценку к другой. Как я ненавижу эту черную работу! Но без нее, увы, никакая работа не сдвинется с места.