— Эта очаровательная девушка спасла тебе жизнь. — Мать Трея сияла.

— Я думаю, — с чувством заявил Хэзэрд, — бутылка клико будет очень к месту.

Через несколько минут, выдержав для приличия небольшой интервал, Импрес потребовала, чтобы все удалились, хотя ее вежливо сказанное по-французски: «Очень прошу», смягчило приказ. Трей пока еще был в опасности, и она боялась рецидива. Порядок кормления взбитыми яйцами, прием снадобий и компрессы продолжались вторую ночь, и к утру Импрес поняла, что опасность инфекции миновала. Раны были чистые и не гноились, лоб холодный, и Трей уже в сознании пил взбитые яйца. Затем он надолго забылся и, проснувшись уже на рассвете, пробормотал, что ему хочется нормальной пищи.

— Только завтра, — ответила Импрес, но попросила приготовить бульон и пудинг на ленч.

На третий день все было уже спокойнее. Хэзэрд и Блэйз помогали, когда она об этом просила, Блю и Фокс были всегда под рукой.

Каждый слуга на ранчо хотел зайти и навестить Трея. Были и визитеры, которые приходили с утешениями, но их не пускали к раненому по настоянию Импрес.

— Только через несколько дней, — заявила она, — когда он окрепнет.

Импрес по-прежнему ежеминутно была рядом с Треем, и даже ночи она проводила в этой же комнате. На четвертый день Трей заявил:

— Хочу встать с постели. — Он чувствовал себя намного лучше после двух дней нормальной пищи: бифштекса, картофеля и любимого им пирога. — Со мной все в порядке.

Вначале Импрес хотела возразить, но, посмотрев ему в глаза, переменила свое мнение.

— Разве я не выполнял послушно все твои распоряжения в эти дни? — В его словах прозвучала нотка упрека, хотя улыбка ее перечеркивала.

Она помогла Трею перебраться в кресло у окна и удержалась от слов «А что я говорила», увидев, как рот у него скривился от приступа боли, когда он медленно стал опускаться в кресло.

— Ты умница, — пробормотал Трей через минуту, его лицо побледнело, на лбу появились капельки пота.

Брови Импрес воспросительно поднялись.

— Ты не сказала: «А что я говорила».

— Я знаю тебя не так давно, — доброжелательно ответила она, удовлетворенная тем, что он признал ее правоту, — но вполне достаточно, чтобы найти лучшее занятие, чем спорить с тобой.

Улыбнувшись, Трей осторожно расслабился в кресле, на лице вновь появился чуть заметный румянец:

— А ты проницательная женщина! Импрес улыбнулась в ответ:

— Я довольна, что ты так думаешь.

Может быть, по контрасту с бледно-голубыми полосами его пижамы, темная кожа, черные волосы и резко выраженные мускулы на шее под открытым воротником придавали ему удивительно мужественный облик. Бронзового цвета руки, лежащие на ручках кресла, были большими и сильными. На секунду ей показалось, что он совершенно здоров.

Его внутренняя покоряющая энергия беспокоила Импрес, поэтому она отошла к окну и прислонилась к подоконнику, опершись на него руками. Может, в этом виновата его улыбка, подумала она внезапно, которая была одновременно покоряющей и волнующей.

Учил ли его кто-нибудь этому поражающему обаянию или это было естественным следствием его существования, богатой и необременительной жизни? Богатой сверх всякой меры, если, конечно, были справедливы слухи о семье Брэддок-Блэк. Богатство и красота как бы защищали Трея, отделяя от окружающей повседневности. Но только не от врагов, вспомнила она. В каждом раю есть свой змей.