— Заинтриговал. Отказаться невозможно. Только в «Гранд Отеле» мы собирались, чтобы отметить мой подарок Веронике. Так что за стол плачу я.

— Ладно, — с легкостью согласился Могилевский. Он выпустил кольцо плотного белого дыма и спросил: — А барон так и продолжает считать, что его жену убили?

— Да.

— А ты как думаешь?

— Я тоже склоняюсь к этой версии.

— У тебя есть доказательства?

— Думаю, через два-три дня они появятся.

— А что должно произойти за это время?

— Я жду письмо из МИДа. В нем и будет ответ.

— А почему ты сейчас не хочешь рассказать мне о своих догадках? Это так интересно!

— Видишь ли, я не обсуждаю гипотезы, которые у меня возникают в процессе расследования. Вот когда все прямые сойдутся в одной точке, тогда и поговорим. А пока, пожалуй, я пойду спать. Прости, Терентий, но я уже отвык от табачного дыма, даже такого ароматного, — поднимаясь, вымолвил Ардашев. — Спокойной ночи.

— Вот так всегда, — вздохнул Могилевский. — Ты никогда не хочешь нарушить свои правила и даже не делаешь исключений для меня. Права Вероника, когда говорит, что принципы у Клима стоят на первом месте, а семья и родственники — на втором…

Когда за статским советником закрылась дверь, Терентий Петрович бросил в сердцах:

— Эх-ма! Наградил господь родственничком!

В то же самое время, когда статский советник дозванивался в библиотеку МИДа и просил отыскать прошлогодний декабрьский номер немецкой газеты, снять с него копию на гектографе и выслать на адрес Могилевского, в кабинете начальника сыскной полиции города Киева шло чрезвычайное совещание.

Кроме самого Николая Дмитриевича Ткаченко в комнате присутствовал судебный следователь 3‑го участка Владимир Павлович Имгарт, полицейский надзиратель коллежский регистратор Иосиф Александрович Левитин, исполняющий обязанности помощника начальника, коллежский регистратор Петр Степанович Суховерский и прикомандированный Каширин. На столе у главного киевского сыщика лежало «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных», а под ним — «Украинская грамматика» Игнатия Перцилло.

— Итак, пани дороги мои и ясновельможне, от наших агентов нам стало известно, что вчера в игорном зале «Люнивера» один из игроков расплатился тремя золотыми перстнями, пропавшими из ювелирного магазина Гиршмана. По нашим данным, это карточный шулер Григорий Арнольдович Непорецкий, по кличке Жоржик (его фотография есть в нашей картотеке). Вполне возможно, что именно он участвовал в убийстве Гиршмана, часового мастера и его помощника. Но нельзя исключать, что перстни могли оказаться у него и в результате картежного выигрыша.

— Второе утверждение более правдоподобно, — высказался следователь, — поскольку карточные шулера, обычно, не идут на мокрые дела.

— Ну, это правило давно устарело, — вмешался в разговор Левитин. — Когда я «вел» Непорецкого, то самолично видел его в компании с уголовниками. Их разговора тогда я не расслышал, но по характеру поведения было понятно, что Непорецкий ими руководил.

— Только это еще не все новости, — откинувшись на спинку стула, сказал начальник сыскного. — Агенты подтвердили, что видели Непорецкого и барона Красицкого за одним игральным столом в «Люнивере». Отсюда возникает вопрос: была ли гибель баронессы Красицкой в том же самом отеле подстроена?