— Ничего из того, чего ты не слышала.
— Видимо, мы слышали разное.
Доминик делает шаг ко мне:
— Он сказал, что ты умрешь, а я — что сделаю все возможное, чтобы этого не допустить. Но очевидно, что ты в это не веришь.
— Не тебе решать, во что мне верить. — Я злюсь. Что это вообще с ним?
— Как и выбирать за тебя. Поэтому уходи, если хочешь.
— Не хочу.
Потому что люблю тебя.
Потому что сожалею о том, что случилось.
Но меня хватает только на эти два слова.
Мы буравим друг друга взглядами до тех пор, пока Доминик не кивает:
— Хорошо.
Это «хорошо» камнем падает между нами. Лучше бы он кричал на меня, чем соглашался со мной!
— Оуэн сопроводит тебя обратно в поселение.
— А ты?
— У меня есть дела в Крайтоне. Я приеду позже.
Позже? Через два дня? Через вечность?
Почему-то мне кажется, что сейчас это именно так. Доминик отгородится от меня стеной, и Хантер с Одри добьются своего.
— Я останусь с тобой, — говорю я.
— Нет. Оуэн.
Доминик кивает подошедшему вервольфу, а на меня не смотрит. Я же, наоборот, смотрю ему в спину, мысленно прошу обернуться.
Не оборачивается. Уходит в одну сторону, а Оуэн уводит меня в другую, к черному лимузину.
— Магазин! — вспоминаю я уже на заднем сиденье автомобиля.
— Все в порядке, — отвечает вервольф. — Я приказал, чтобы за ним присмотрели до возвращения Рэбел.
Чтобы я забыла про магазин, такого не было. Но всего случившегося сегодня тоже раньше не было. И рядом никого, кто мог бы выслушать.
— Я могу заглянуть к родителям?
— Нет, мы возвращаемся домой. Приказ альфы.
Приказ. Скоро в моей жизни будут одни приказы. Либо лес и чистый воздух.
Либо можно уйти.
Но что делать с тем, что я действительно не хочу уходить?
Я откидываюсь на сиденье, прикрываю глаза и так сижу до самого поселения. Мысли прыгают с одной на другую, но я чувствую себя уставшей. Опустошенной. Нет сил даже на то, чтобы разозлиться. На Хантера. На Одри. На Доминика или на себя.
На себя особенно.
— Тебе что-нибудь нужно? — интересуется Оуэн, когда мы входим в холл.
Мне нужно с кем-то поговорить, выплеснуть все это, иначе взорвусь или скачусь в истерику. Но не с ним. А Венера и Рэбел тоже остались в Крайтоне.
— Нет. У меня все есть.
Точнее, было все. А сейчас?
Оуэн не смотрит мне в глаза, и я чувствую себя еще более ужасно. Но, возможно, есть та, кто может меня успокоить. Стянув пальто, иду в теплицу в надежде отыскать Клару рядом с ее «малышами», и облегченно вздыхаю, когда вижу волчицу, которая склонилась над горшочками с зеленью.
— Клара, хорошо, что ты здесь!
Она оборачивается, и я понимаю, что это не Клара.
Передо мной мать Дэнвера.
Только ее мне не хватало. До полного комплекта случившегося за этот день.
Я ведь могу просто уйти?
— Добрый день, Шарлин.
Не могу.
— Добрый день, Анна. Прошу прощения, я искала Клару.
— Она сегодня в Крайтоне. Могу я чем-то тебе помочь?
К чему эта вежливость?
— Вряд ли.
— Тогда, может, ты поможешь мне?
— Сейчас не лучшее время. Тем более я ничего не смыслю в садоводстве.
Анна растягивает губы в холодной улыбке.
— Речь не о садоводстве. Я хочу поговорить о своем сыне.
— Зачем? — Я складываю руки на груди. — Я больше не имею никакого отношения к Дэнверу. И дело не в том, что его больше нет. Мы расстались задолго до его смерти.