Полунин шел по Диагональ Норте, с удовольствием ощущая под ногами прочные плитки тротуара, не подверженные ни бортовой, ни килевой качке. С непривычки даже пошатывало. Жара, однако, давала себя знать — дойдя наконец до улицы Талькауано, он устал и взмок, словно просидел одетым в парилке. Квартира встретила его отрадной прохладой. Он поставил под вешалку свой чемоданчик и еще не успел снять пиджак, как дверь его комнаты с грохотом распахнулась и в прихожую выскочил Лагартиха, держа перед животом автомат.

— Карамба, это вы! — воскликнул он с облегчением. — А я чуть было не засадил очередь через дверь — думал, за мной пришли…

— Ну, знаете, — сказал Полунин, не сразу опомнившись, — и шуточки же у вас, Освальдо…

— Мне не до шуток, че, за мной уже неделю бегает половина федеральной полиции, — Лагартиха щелкнул предохранителем, повесил автомат на вешалку и обнял Полунина. — Дон Мигель, ваша квартира второй раз спасает мне жизнь!

— Так, так. Опять, значит, в активной оппозиции. Ну, а теперешнее правительство чем вас не устраивает?

— Какое «правительство», не смешите меня! Если эти гориллы в адмиральских погонах думают, что мы для них делали революцию…

— А для кого же еще? — спросил Полунин. — Вспомните наш разговор в августе.

Он прошел в комнату. По столу были разбросаны исписанные листы бумаги, стояла портативная пишущая машинка, лежала книга в истрепанной бумажной обложке — «Техника государственного переворота» Курцио Малапарте.

— Я не знал, когда вы вернетесь, — сказал Лагартиха, — поэтому и позволил себе это вторжение. Но завтра или послезавтра я все равно уезжаю, так что…

— Опять в Монтевидео? — спросил Полунин, листая книгу.

— Куда же еще…

— Освальдо, должен вас предупредить об одной вещи: недавно я обратился в советское посольство с просьбой о визе. До сих пор я для аргентинских властей был апатридом, но теперь…

— Понимаю, — сказал Лагартиха — Хорошо, что вы сказали, это существенно меняет положение. Я уйду сегодня.

— Не обязательно сегодня, я вас не выпроваживаю, но просто хочу, чтобы вы знали — на будущее.

— Я все понимаю, — повторил Лагартиха. — Меня точно так же не устраивает обвинение в контактах с советскими гражданами, как советского гражданина — обвинение в контактах с аргентинскими подпольщиками.

— Но у вас есть куда уйти?

— Что за вопрос! Половина Буэнос-Айреса — мои единомышленники. Не беспокойтесь об этом, дон Мигель, у нас десяток конспиративных квартир. Так вы, значит, решили ехать в Советский Союз?

— Решил.

— Ну и правильно, действовать нужно изнутри, — одобрил Лагартиха. — У вас там сейчас складывается интереснейшая ситуация, обозреватели очень многого ожидают от партийного конгресса.

— Посмотрим, — Полунин улыбнулся. — Я, кстати, не собираюсь «действовать», мне просто хочется жить у себя дома.

— Ладно, ладно, я ни о чем не спрашиваю — уж мы-то с вами, дон Мигель, понимаем друг друга с полуслова. Так я тогда сейчас пойду договорюсь насчет запасного убежища…

— А выходить днем не опасно? Вы ведь говорили, за вами следят.

— Ну, не буквально на каждом шагу… — Лагартиха принес из прихожей автомат, быстро разобрал его, отделив приклад, ствол и магазин, и рассовал все это по отделениям объемистого портфеля. Туда же поместилась рукопись, книга Малапарте и скомканная сорочка.