Малька была легка на помине. Я видел, как она подбежала к воде, сунулась туда, сюда. Везде одна вода, и лав не было. Малька ступила в воду и вдруг поплыла. Такая маленькая беспомощная собачка и не испугалась широкой быстрой реки и холодной воды! Я с волнением глядел, что будет дальше. А что дальше? Малька, видимо, изо всех сил плыла наперерез струям, но её несло всё дальше. Сил у неё было немного, а течение быстрое, и вот её несло по реке. Когда Мальку проносило мимо меня, я бросил ей какую-то дощечку. Но всё напрасно. Малька стремилась на тот берег. Я видел, как она, видимо выбиваясь из сил, с головой окунулась в воду. Я закричал Феде, чтобы он выловил Мальку. Федя и сам видел, к чему идёт дело, он поставил лодку поперёк течения и подправил её веслом, чтобы поймать собачонку.

— Ой дура! Куды сунулась, — приговаривал он. — Ну, матушка, давай, давай сюда!

Он бросил весло и рукой выхватил Мальку из ледяной воды. Наверное, ещё немного бы — и она захлебнулась, потому что была еле жива.

— Матушка! — уговаривал её Федя. — Да разве дело? Его, дурака, ещё и кормить! Ведь большой уж, наверное, обормот, а ты всё бегаешь.

Федя причалил к берегу и выпустил дрожащую от холода и ставшую совсем крохотной Мальку.

— Беги, беги домой! — сказал он и обернулся ко мне. — Что значит животное.

И мы оба ещё долго дивились Малькиной материнской верности.

Матвей Егорович возвращался с работы.

Когда он выходил с вокзала, к нему приблудился несуразный белёсый пёс. Был он тощий, облезлый и очень нескладный. Сразу было видно, что он бездомный. Собака долго шла за стариком, не отставая, словно он её хозяин. Когда старик оглядывался, собака прижимала уши и несмело виляла хвостом, готовая при первом же окрике пуститься наутёк. Было что-то трусливо-жалкое и в то же время трогательное в этой собаке.

— Наверное, голодная! — пожалел старик и подозвал собаку.

Пёс порывисто бросился к Матвею Егоровичу и, просительно заглядывая ему в глаза, остановился.

— Что, дружище, небось несладко бродяжничать? Ну да ладно, сиди здесь, я сейчас тебя колбасой угощу! — И старик зашёл в магазин.

Словно поняв смысл сказанных слов, пёс уселся около магазина, внимательно глядя на дверь.

— Ну, пойдём, приблудный, ужинать, — весело сказал железнодорожник, выходя из магазина, — да отойдём-ка подальше, в тень, а то уж очень у тебя вид неказистый!

Собака глотала куски колбасы, даже не пытаясь жевать. Слышался только клац зубов, громкое причмокивание — и пёс снова с жадностью смотрел на руку железнодорожника. Казалось, что собака может есть без конца.

— Пора и честь знать! — наконец решил Матвей Егорович и, погладив собаку, решительно зашагал домой.

Но пёс не отставал от него. Теперь он бежал рядом, и даже его походка как-то изменилась. Весь его вид как бы говорил: «Смотрите! У меня есть хозяин!»

Матвей Егорович жил далеко от вокзала, километра за два, и всю дорогу пёс уверенно шёл за ним. Когда они подошли к дому, пёс хотел войти на лестницу, но старик строго прикрикнул на собаку, и она осталась во дворе. Каково же было удивление Матвея Егоровича, когда утром, уходя на работу, он вдруг увидел своего знакомого, вылезающего из-под крыльца. «Не ушёл!» — не то рассердился, не то обрадовался Матвей Егорович. Он жил совсем одиноко, и эта приблудившаяся собака чем-то взволновала его. «Надо тебя покормить», — решил он, и, вернувшись домой, захватил остатки вчерашней колбасы.