На ходу съел он все ягоды до единой и обнаружил над головой между деревьями большие мигающие звёзды.
Ночь, а он с собаками всё по лесу гуляет! Сколько можно?
Куда теперь-то идти? В какую такую сторону? Или никуда?
Никуда так никуда…
В темноте все трое долго шли вдоль упавшей сосны. Длиии-ииинная попалась сосна! Начали с вершины и, пока дошли до корня-выворотня, устали — сил нет.
Яма под корнем-выворотнем, а в ней, как под крышей, много скопилось сухой хвои.
Вот тут-то и самое место для ночлега.
Серёжа лёг на хвою и сразу заснул. Спал он и сквозь сон слышал, что собаки лежат рядом, прижимаются к нему, греют его. Анчар — справа, а Копейка — слева, ближе к сердцу.
Проснулся Серёжа от холода и увидел, что лежит он между собаками. И все трое побелены инеем.
Заморозок нагрянул!
Беда…
Растолкал Серёжа собак, побегал, согреваясь, сел отдышаться на сосну.
Пришел к нему Копейка, в зубах принёс большую задушенную мышь: ешь, мол, хозяин, для тебя поймал.
— Что ты! Что ты! — замахал руками Серёжа. — Мы мышей не едим…
Копейка положил мышь к ногам хозяина и лёг в стороне рядом с Анчаром.
Сучок хрустнул. Не иначе, кто-то идёт. Серёжа повёл взглядом вдоль сосны — и замер: медведь идёт!
Медведь на том конце сосны, а Серёжа на этом. Медведь на вершине, а мальчик на комле.
Перелез медведь через сосну и в чащу. А за ним второй, поменьше. И тоже через сосну, и тоже в чащу.
Потом третий. Четвёртый. Пятый. Шестой. Седьмой…
И все через сосну переступают.
Строем идут. След в след.
Бояться надо, а на Серёжу смех напал. Последний, замыкающий медведь ступил на сосну, а Серёжа не удержался и сучком постучал о сучок. Громко получилось!
Замыкающий вздрогнул, но не обернулся и за остальными в чащу.
Больше Серёжа их не видел.
Тишина.
Собаки молчали, а когда медведей след простыл, затявкал Копейка, а вслед за ним загудел Анчар густым басом: дескать, я волкодав, а это — медведи, не по моей специальности.
А как дальше жить?
Попробовал Серёжа мороженых грибов, а душа их не принимает. Чего-нибудь бы горячего. Щей, например. Или каши. Или ухи из свежих окуней.
Каких только кушаний нет на свете!
Не перечесть!
Думать о них — голова закружится. А не думать нельзя.
Костёр бы развести, погреться, да спичек нет. Лёг Серёжа под корнем-выворотнем, а собаки, согревая его, легли по обе стороны.
Потом Копейка лаять начал.
Лает и лает сиплым баском. Откуда у него такой басок появился? Раньше не было. На кого лает-то? На Анчара.
Наскакивает на него, прогоняет из ямы, проходу не даёт. «Иди из леса в город, зови людей. А то замёрзнет наш хозяин без тепла, без еды».
«А сам почему не идёшь?» — мотает головой Анчар. «Ты — ходкий, молодой, быстро обернёшься». «Если на хозяина кто нападёт?..» «Не беспокойся. Не струсим».
Анчар поворчал-поворчал и, оглядываясь, побежал звать людей. А Копейка, чтобы Серёже теплее было, лёг на него и стал лизать мальчика в лицо.
Забылся мальчуган, заснул.
И заскользили во сне перед ним Белые Лебеди, каких он прежде никогда не видал, полетели по воздуху, да всё мимо, мимо…
«Куда же вы?»
«На родину».
«А здесь вам не родина?»