Стояла кромешная тьма. Кракюс пошел к деревне, освещая дрожащим светом карманного фонарика у себя под ногами. Приближаясь к центру, он увидел луну, поднимающуюся в просвете деревьев. Он обошел площадь, где догорал костер, последние красноватые угли вспыхивали от порывов ветра. Он поежился и пошел дальше. Наконец он добрался до хижины Залтаны и подошел ближе. Тишина. Только ветер свистит в ушах, все сильнее и сильнее. Он внимательно осмотрелся. Никого. Двумя пальцами он осторожно приоткрыл дверь. Но тут порыв ветра вырвал ее у него из рук и с грохотом ударил о стенку. Кракюс придавил ее рукой, чтобы удержать в этом положении, и постоял немного, не двигаясь.
Ничего. Внутри дома было тихо.
Он вошел и плотно закрыл за собой дверь, преодолевая напор разбушевавшегося ветра. Тишина, царившая внутри, поражала. В воздухе стоял запах свежесрезанной пальмы тулури, которой были обиты стены. Маленькая комнатка была почти пустой. Ствол вместо стола. Несколько глиняных горшков. Две-три белые простыни.
Кракюс подождал немного, затем сбросил свое одеяло на землю. Тщательно поправил трусы и толкнул дверь в комнату. Залтана прилежно следовала указаниям: отказалась от гамака и пользовалась теперь тюфяком, набитым соломой. Она спала на нем, укрывшись большим куском ткани, ее красивые черные волосы разметались по небеленой простыне. Кракюс почувствовал, как нарастает возбуждение. Через несколько минут он овладеет ею. Он будет заниматься с ней любовью так, как ей и не снилось. Эти дикари, скорее всего, делают это всегда одинаково, в одном положении.
Он сделал шаг к ней. Ее грудь вздымалась под простыней.
Он наклонился, схватил одеяло за уголок и тихонько потянул. Она открыла глаза, но, увидев его, никак не отреагировала, словно в этом не было ничего неожиданного. Он не ошибся, она только этого и ждала.
— Я пришел побыть с тобой.
Она смотрела на него, не говоря ни слова, очевидно, еще толком не проснувшись. Ничего, скоро она очнется.
Он тихо вдохнул, слегка наполняя воздухом грудную клетку, и перестал тянуть одеяло, не открывая ее наготу совсем. И тут ему открылась кошмарная картина. В ее постели лежали двое детей. Двое малышей, свернувшись калачиком, лежали, прижавшись к ней!
Его охватил гнев.
— Черт, что они здесь делают? — воскликнул он.
Залтана, моргая, продолжала молча смотреть на него.
— Я приказал, чтобы дети спали отдельно, в своих комнатах! Почему ты не сделала этого? А?
Он почувствовал собственное бессилие. Его водили за нос.
Она все смотрела и молчала, но, казалось, его гнев ее нисколько не испугал. Кракюс почувствовал себя еще более жалким.
— Ты меня понимаешь?
Нет, было видно, что не понимает.
— Дети спят в постели родителей! В постели родителей! Нездоровое место… место… нечистое…
Она все еще не проснулась или просто делает вид, что не понимает?
— Ты понимаешь, что они лежат… в постели, где ты и твой муж занимаетесь любовными играми?
Она зевнула и вновь заморгала глазами, ослепленная светом фонаря, потом сонным голосом сказала:
— Роберто, почему ты надел такую смешную набедренную повязку? Это чтобы прийти и сказать мне все это посреди ночи?