– Терпение, Кира, сейчас она подаст вазочки, и мы попробуем этот шедевр!

Но вместо вазочек девица приволокла еще одно точно такое же корытце со столовой ложкой.

– Что это? – недоуменно спросил Жукентий.

– «Два Аладдина», – объяснила я, давясь от хохота.

Его тоже разобрал смех.

– Котя, как же мы это съедим?

– А вдруг это вообще гадость? – уже почти рыдал он.

Скандинавы, сидевшие за соседним столиком, смекнув, в чем дело, тоже расхохотались.

Я первой взяла себя в руки и попробовала злосчастного «Аладдина». Это было нечто волшебное! Сверху взбитые сливки с шоколадом, под ними разные фрукты и орехи, а внизу четыре сорта мороженого.

– Вкусно? – с опаской спросил Котя.

– Божественно! Но съесть это все равно нельзя!

– А куда нам спешить? О, и в самом деле вкусно!

– Не то слово!

– Кира, по-моему, съесть этого араба попросту дело чести!

К счастью, этот эпизод снял возникшее было напряжение. Мне стало опять уютно и весело. Тень Марата растворилась в солнечном воздухе Израиля.

– Все, больше не могу, – заявила я, откладывая ложку.

– Кира, вы позорно бежите с поля боя!

– Бегу. Еще ложка – и меня стошнит.

– Тогда и я из солидарности не стану доедать.

– Из солидарности? Да вы уже давно давитесь этим треклятым «Аладдином»!

– Что верно, то верно! Пошли отсюда, Кира, глаза бы мои на эту арабскую экзотику не глядели!

– Красиво, ничего не скажешь, почтенные немолодые люди обожрались мороженым, как какие-нибудь огольцы!

– Почему это мы немолодые? – возмутился Викентий. – Вы вообще молодая красавица…

– О!

– А я влюблен в молодую красавицу, причем с первого взгляда, следовательно, я тоже молодой.

– Молодой дедушка! – поддразнила я его.

– Ну и что? Кто сказал, что дедушки не влюбляются? Если б вы знали, Кира, как мне с вами хорошо…

– Мне с вами тоже. Как будто я вас сто лет знаю, могу говорить о чем угодно…

– Да?

– Да!

– Кира, а что если на правах влюбленного я задам вам несколько бестактных вопросов?

– Задавайте, все равно рано или поздно придется на них ответить.

– Умница, сообразили, что теперь я вас не отпущу. А потому имею полное право знать, почему вы одна, кто Дашин отец, жив ли он, и если да, то где он?

– Дашин отец? – Я тянула время, не зная, что ответить. А потом решилась: – Котя, я могу рассчитывать на ваше молчание?

– Безусловно.

– Так вот, Дашиного отца я вчера встретила в Иерусалиме. Мы ехали в одном автобусе, а до этого не виделись двадцать лет. Даша ничего о нем не знает. И не должна узнать.

– Вы его любили?

– Безумно. Это даже и любовью нельзя назвать, это была болезнь, лихорадка.

– И он, вероятно, струсил?

– Увы.

– И что же дальше?

– А дальше – Дашка.

– Он ничего о ней не знает?

– Нет.

– А что она знает?

– Знает, что был такой и сплыл.

– А как она к этому относится?

– Более чем спокойно. Когда ей было лет тринадцать, она меня приперла к стенке, пришлось ей все рассказать. Тогда она заявила – раз мы ему не нужны, то и он нам не нужен. На этом вопрос был закрыт раз и навсегда.

– Тогда почему вы в таком смятении?

– Сама не знаю.

– Вы еще любите его?

– Боже упаси!

– Он что-то хочет от вас?

– Да. Хочет поговорить.