– Да, страшная штука фанатики, – произнес кто-то рядом, – и еврейские фанатики ничем не лучше других.

Когда мы вылезли из автобуса, Людмила попросила нас подождать несколько минут.

– Кирка, внимание, он опять на тебя лупится.

– Где?

– Вон тот, слева, в голубой рубашке.

Действительно, мужчина лет шестидесяти пристально смотрел на меня, можно сказать, сверлил взглядом. Однако это был не столько мужской взгляд, сколько попытка то ли что-то вспомнить, то ли привлечь внимание.

Что-то в нем мне тоже показалось знакомым. Нет, я определенно его знаю. Мне не хотелось встречаться с ним глазами, прежде чем я вспомню, кто же он такой. И вдруг маленькая женщина в желтой панамке крикнула:

– Марат Ильич! Марат Ильич! Идите сюда!

Вот так номер! Марат! Марат в Иерусалиме! Чудны дела твои, Господи!

– Кирка, это что, тот Марат? – У Любки глаза на лоб полезли.

– Кажется, да.

– Что значит – кажется?

– Любашка, да я же его почти двадцать лет не видела… Смотри, он идет сюда, что же делать…

– Кира, сколько лет, сколько зим!

– Да, порядочно.

– Я вас сразу узнал, вы почти не изменились. Странно, я последнее время очень часто вас вспоминаю.

– С чего бы это?

– Видно, время пришло подводить кое-какие итоги.

– Ну и как?

– Ничего лучшего в моей жизни не было.

– С чем вас и поздравляю.

– Кира, не надо желчи! Я и сам все понимаю. Вы здесь в гостях?

– В гостях.

– В Тель-Авиве?

– В Тель-Авиве.

– А я читал курс лекций в университете и вот остался на две недели отдохнуть у друзей. Кира, мы должны увидеться и спокойно поговорить. Мне это необходимо. Ради Бога, дайте ваш телефон. И не надо смеяться. Я позвоню непременно, или нет, знаете что, давайте просто завтра встретимся.

– Завтра я занята.

– Тогда позвольте я все-таки запишу ваш телефон.

– Да записывайте, мне не жалко, все равно ведь зря.

– Кира, не надо, подумайте, ведь прошло двадцать лет, даже чуть больше.

– Да, я заметила.

Тут нас повели в мастерскую, выдолбленную в скале, просторную и прохладную.

– Кирка, что он хочет? – накинулась на меня Любка, деликатно отошедшая при его приближении.

– Телефон.

– Зачем?

– Понятия не имею.

– Кирюшка, ты чего как в столбняке?

– Знаешь, для меня это как-то многовато – Иерусалим с тремя религиями и Марат двадцать лет спустя. Кошмар какой-то!

– Да, не слабо!

– Вот черт, все мне испоганил! Я была в таком восторге, в таком радостном волнении, а тут он, здрасьте вам! И все насмарку! Что это за проклятие такое! И нет чтобы он мне где-нибудь на шуке встретился, нет, именно в Иерусалиме!

– Кирка, возьми себя в руки и не позволяй этому сукиному сыну портить тебе настроение. Еще не хватало! Он этого не стоит!

– Верно, Любашка, ты права! Ты только не отходи от меня, ладно? Не дадимся ворогу! Отряхнем его прах с наших ног к чертям собачьим!

Но, сколько я ни старалась, прежнее состояние духа было бесповоротно утрачено. Во всяком случае на сегодня. Я же оптимистка.

Уже на пути в Тель-Авив Люба шепотом спросила:

– А если он все же позвонит, ты с ним встретишься?

– Сама не знаю. Может быть. Интересно все-таки.

– А про Дашку скажешь?

– Еще чего! Много чести. Перетопчется.