Он отошел на несколько шагов по направлению к открытой двери магазина, вытащил смартфон, приложил к уху. Михаил видел, как вошел вовнутрь, остановился. Хотя к витрине повернулся спиной, но Михаил видел, что разговаривает, только расслышать не удается. Прозрачная витрина показывает, что Азазель вошел только для того, чтобы не дать услышать, с кем и о чем говорит.

Вернулся буквально через минут, бодро сел за руль, лицо решительное, а когда вырулил и погнал по дороге, Михаил понял, что какие-то ориентиры Азазель получил.

– К Братковичу? – спросил он. – Или сперва к Глазенапу?

Азазель проговорил с неохотой:

– Удалось установить связь. Глазенап сказал, что поговорить с ним можно, но не сейчас… Если я готов, то в двенадцать ночи на вершине Москвы-Сити. К счастью, сейчас уже четверть двенадцатого, еле-еле успеваем.

– Ого, – сказал Михаил невольно. – Странное место… И как туда карабкаться?

– Это не его проблема, – ответил Азазель. – Как думаешь, кому нужны ответы, ему или мне?

– Нам, – сказал Михаил.

Азазель покосился с интересом.

– Нам, – повторил он. – Спасибо, Михаил.

Москва-Сити красиво и мощно подсвечена снизу, целый комплекс небоскребов. Азазель молча кивнул на самое высокое здание, так называемая «Федерация», даже вскользь обронил, что не только самое высокое в Москве, но и во всей Европе.

Михаил смолчал, хотя дрожь прокатывалась по всему телу. Вавилонская башня, даже заверши тогда ее постройку, не достигала бы и трети высоты этого здания. Но здесь построили и построили, ничего особенного, красиво и заметно, но все-таки нет потрясения основ…

Нижняя треть здания высветлена прожекторами так, что можно рассмотреть капельки росы на блестящей поверхности стен, средняя треть уже в полутени, а самый верх только угадывается на фоне едва протискивающегося сквозь нечистый воздух города света звезд.

– Не волнуйся, – сказал Азазель, – я уже достал ключ от запасного выхода. Поднимемся до верхнего этажа…

Михаил двигался следом молча, тяжелый пистолет из-за пояса сзади переложил в кобуру скрытого ношения, оттуда не выскочит, а за поясом и потерять можно, особенно когда Азазель легко, как олень, побежал по лестнице, прыгая через ступеньку.

Лестница элегантная и подчеркнуто красивая, хоть сейчас во дворец фараона, но заметна странная неухоженность, словно ею пренебрегают.

Михаил спешил, стараясь не отстать от Аззеля, но догнать все равно не мог, крикнул ему в спину:

– Почему здесь… так… заброшено?

– Разве? – изумился Азазель. – Раз в три месяца здесь проходит пожарник, который требует, чтобы его называли пожарным, проверяет краны и огнетушители. А что тебя интересует?

– А люди, – спросил Михаил, задыхаясь, – как они?

– Чудак, – спросил Азазель изумленно, – а лифты на что?… Да и вообще, им можно, они простые, а мы романтики и флибустьеры, нам подниматься на лифте – просто позор, так мелко и приземленно! Никакой таинственности, флера преступного замысла, даже героизма и вызова обществу… Какие мы бунтари?

– Но-но, – сказал Михаил с трудом, но все равно предостерегающе, – никакого бунтарства!