– Видал? Некоторые относятся к героям совершенно преступным образом.

– Да уж, – отозвался Пол.

Что ему делать? Если встанет и уйдет, получится еще подозрительнее. Замолчал бы этот немец!

Однако немец присмотрелся к нему и проговорил:

– Ты не молод. Ты воевал.

Незнакомец не спрашивал, а утверждал, и Пол решил, что при нормальных обстоятельствах мужчина старше двадцати просто не мог не участвовать в боях той войны.

– Да, конечно, – отозвался Пол, у которого путались мысли.

– В какой битве тебе досталось? – Немец кивнул на шрам на подбородке Пола.

Та «битва» к военным действия отношения не имела, противником в ней стал киллер-садист по имени Моррис Старбл. Он полоснул Шумана ножом в таверне Адской кухни, за которой погиб пять минут спустя.

Немец ждал ответа, и Пол назвал битву, которую знал не понаслышке:

– В Сен-Миеле.

В сентябре тысяча девятьсот восемнадцатого года Пол с товарищами по оружию из Первой пехотной дивизии IV корпуса четыре дня брели сквозь ливень и грязь на штурм немецких окопов восемь футов глубиной, укрепленных колючей проволокой и пулеметными точками.

– Да-да, я тоже там был! – просиял немец и тепло пожал Полу руку. – Какое совпадение! Мой боевой товарищ!

«Угораздило битву выбрать!» – с досадой подумал Пол.

Кто знал, что так получится? Он постарался изобразить, что приятно удивлен встрече. Немец намертво вцепился в своего товарища:

– Ты из дивизии С? Ах, тот ливень! Ни до, ни после битвы я такого не видел. Вы где стояли?

– На западной стороне выступа.

– А мы схлестнулись со Вторым французским колониальным корпусом.

– Мы – с американцами, – отозвался Пол, судорожно вспоминая события двадцатилетней давности.

– Полковник Джордж Паттон – безумный гений, воистину! Он гнал свое войско по всему полю боя. А танки! Они появлялись откуда ни возьмись. Мы только гадали, в каком направлении Паттон нанесет следующий удар. Пехоты я не боялся, но танки… – Немец покачал головой и поморщился.

– Да, серьезная была битва.

– Если шрам – твоя единственная рана, ты счастливчик.

– Да, нужно сказать, Господь меня миловал. А тебя куда ранили? – спросил Пол.

– В икре у меня застрял осколок шрапнели. Он до сих пор во мне. Рану я племяннику показываю. Она по форме как песочные часы. Он трогает мой шрам и смеется от восторга. Ах, времена были! – Мужчина хлебнул из фляги. – В Сен-Миеле многие потеряли друзей. Я – нет. Мои друзья погибли раньше.

Немец затих и протянул флягу Полу, но тот покачал головой.

Из кафе вышел Морган и жестом подозвал Пола.

– Мне пора, – объявил Шуман. – Приятно было встретить ветерана и поделиться воспоминаниями.

– Ага.

– Всего хорошего, хайль Гитлер.

– Ага, хайль Гитлер.

– Ростовщик готов нас принять, – сказал Морган, когда Пол подошел.

– Ты не объяснил ему, зачем мне ружье?

– Правду точно не сказал. Он думает, ты немец и хочешь застрелить криминального туза из Франкфурта, который тебя надул.

Шуман и Морган прошли еще шесть или семь кварталов по улице, дома вдоль которой становились все беднее, пока не попали к лавке ростовщика. За грязными зарешеченными витринами теснились музыкальные инструменты, чемоданы, бритвы, ювелирные украшения, куклы, сотни единиц другого товара. На двери висела табличка: «Закрыто». Шуман и Морган простояли в вестибюле несколько минут и дождались невысокого лысеющего хозяина. Он кивнул Моргану, проигнорировал Пола, огляделся и впустил их в лавку. Ростовщик снова посмотрел на улицу, запер дверь и задвинул шторы.