– А ваш фигурант представляет?

– Еще как! – заверил сенатор. – Зовут его Рейнхард Эрнст. В войну он был полковником, сейчас на гражданской службе. Должность у него – не выговоришь! – уполномоченный по внутренней безопасности. Только это ерунда. Эрнст – истинный мозг перевооружения. Он участвует во всем: контролирует экономику вместе с Шахтом[6], армию с Бломбергом[7], флот с Редером[8], авиацию с Герингом, вооружение с Круппом[9].

– А тот мирный договор? Как его, Версальский? Я думал, у них не может быть армии.

– Большой не может. Равно как и большого военного флота, – объяснил сенатор. – Однако, если верить нашим информаторам, солдаты и военные моряки появляются по всей Германии, как вино на свадьбе в Кане Галилейской.

– Почему же Антанта их не остановит? Мы же победили в войне.

– В Европе никто палец о палец не ударит. В марте прошлого года французы могли полностью остановить Гитлера в Рейнланде. Но не стали. А англичане? Только и умеют ругать собак, нагадивших на ковер.

– А что сделали мы? – спросил Пол.

В мимолетном взгляде Гордона мелькнуло уважение. Сенатор пожал плечами:

– Нам, американцам, нужен лишь мир. Балом правят изоляционисты, а они не желают вмешиваться в европейскую политику. Мужчины хотят работу, матери – чтобы их сыновья больше не гибли на полях Фландрии.

– А президент – чтобы его переизбрали в ноябре, – продолжил Пол, чувствуя, как Франклин Делано Рузвельт взирает на него с портрета над каминной полкой.

Повисла неловкая тишина. Гордон засмеялся, сенатор остался невозмутим.

Пол затушил сигарету.

– Ну, теперь я все понял. Если меня поймают, связи с вами немцы не увидят. Или с ним. – Шуман кивнул в сторону Рузвельта. – Черт подери, я же просто сумасброд гражданский, а не солдат, как эти детки, – взглянул он на молодых лейтенантов.

Эйвери улыбнулся, Маниелли тоже, но совершенно другой улыбкой.

– Да, Пол, ты все понял верно, – подтвердил сенатор.

– Я и по-немецки говорю.

– По нашим данным, довольно бегло.

Гордясь страной своих предков, дед и отец Пола заставляли детей учить немецкий и общались на нем дома. Полу вспомнились нелепые ситуации, когда родители ссорились и мать кричала на отца по-гэльски, а он на нее – по-немецки. Старшеклассником Пол работал у деда в типографии – набирал и корректировал немецкие тексты.

– Каков план? Я не говорю, что согласен, а просто любопытно. Так каков план?

– В Германию отплывает корабль с нашими олимпийцами, их семьями и с журналистами. Отправление послезавтра. Ты поедешь с ними.

– С олимпийцами?

– Мы решили, что это оптимальный вариант. Берлин заполонят иностранцы. Суматоха поднимется такая, что у армии и полиции будет забот полон рот.

– Официально на Олимпиаде тебе работать не придется, – заверил Эйвери. – Игры начинаются первого августа, Олимпийскому комитету известно, что ты журналист.

– Спортивный журналист, – уточнил Гордон. – Это твое прикрытие. Тебе нужно валять дурака и не привлекать к себе внимания. На пару дней поселишься в Олимпийской деревне, потом осторожно выберешься в город. В отель нельзя: нацисты отслеживают гостей, фиксируют паспортные данные. Для тебя забронируют номер в частном пансионе.