– Вот, мисс Норткотт, на кого из ваших родных вы похожи!

– Вы находите? – отозвалась она. – Боюсь, это плохой комплимент для меня. Дядю Энтони в нашей семье всегда считали паршивой овцой.

– В самом деле? – ответил я. – В таком случае я очень сожалею о своем замечании.

– Напрасно. Я всегда считала, что он один стоит их всех вместе взятых. Он был офицером сорок первого полка и погиб на персидской войне[21]. Это, по крайней мере, благородная смерть.

– Я тоже хотел бы так умереть, – сказал Каулз, и его глаза заблестели, как всегда, когда он воодушевлялся. – Я часто жалею, что не пошел по стопам отца, а занялся этими скучными пилюлями.

– Полно, Джек, тебе пока еще вовсе незачем умирать, – возразила мисс Норткотт, ласково взяв его за руку.

Я не понимал этой девушки. Меня сбивало с толку то, как причудливо смешивались в ней мужская решительность и женская мягкость, и было еще что-то особенное, ее собственное, ощущаемое в глубине. Поэтому я растерялся, когда Каулз, прогуливаясь со мной по улице, задал расплывчатый вопрос:

– Ну, что ты о ней думаешь?

– Она удивительно хороша собой, – ответил я осторожно.

– Это само собой! – раздраженно воскликнул мой друг. – Это ты и раньше знал.

– Еще она, по-моему, очень умна, – сказал я.

Некоторое время Бэррингтон Каулз шагал молча, а потом вдруг повернулся ко мне и спросил:

– Она не кажется тебе жестокой? Ты не думаешь, что она из тех девушек, которым нравится причинять другим людям боль?

– Пожалуй, – ответил я, – у меня было маловато времени, чтобы составить мнение о ней.

Мы еще помолчали. Затем Каулз неожиданно пробормотал:

– Эта старая дура сумасшедшая.

– Кто? – уточнил я.

– Да та старуха, тетка Кейт. Миссис Мертон или как там ее…

Я догадался, что бледная дама поговорила и с Каулзом, но о чем – этого он мне не сказал.

В тот вечер он рано лег спать, а я долго сидел у камина, размышляя об увиденном и услышанном. Чувствовалось, что с девушкой связана некая тайна, причем тайна слишком темная и странная, чтобы можно было ее разгадать. Я подумал о последнем визите Прескотта на Эберкромби-плейс и о трагедии, произошедшей после, связал эту мысль с жалобным криком пьяного Ривза: «Почему она раньше мне не сказала?» – и с другими его словами. Потом я вспомнил испуганную миссис Мертон и ее просьбу более с ней не разговаривать, и странное впечатление, которое она произвела на Каулза, а также эпизод с избитой собакой.

Все эти воспоминания подействовали на меня довольно неприятно, и все же у меня не было оснований обвинить мисс Норткотт в чем-либо определенном. Я только повредил бы делу, если бы попытался предостеречь друга, сам не разобравшись, от чего именно я его предостерегаю. Любые упреки в адрес возлюбленной вызвали бы у него только презрительный смех. Что я мог сделать? Из какого источника добыть достоверные сведения о ее прошлой жизни, о ее характере? В Эдинбурге никто как следует не знал их семьи. Насколько мне было известно, родителей она потеряла, а о том, где выросла, никому не рассказывала. Вдруг меня осенило: среди друзей моего отца был полковник Джойс, долго служивший в Индии при штабе. Он, по всей видимости, должен был знать большинство офицеров, которых направляли туда после восстания сипаев