Цыдып ждал, когда Еши устанет кричать.

— Зачем такие слова, абагай? Зачем поносить человека, который служит тебе верой и правдой? — Цыдып обиженно засопел и стал выколачивать пепел из трубки об угол печки. — Без меня ничего с пастухами не сделать. Недавно пришла бумага. Начальство опять требует лошадей для войны. Вот она бумага, возьми…

Цыдып Баиров достал сложенный вчетверо лист бумаги и протянул Еши, поправил на голове шапку, собираясь уходить.

— Садись! — крикнул Еши. — Прогнать я тебя всегда успею. Ты Дугарку отучи жаловаться.

— Надо бы узнать, когда и куда он уехал.

— Скачи в Зун-гол, привези сюда его парня. Быстро!

Цыдып забрал у Еши свою бумагу, сунул ее за пазуху и вышел. Еши снова лег на кровать. Тревога и злоба бродили в нем, точно брага в бочке. «Опять, видно, начинается то же, что было, когда сбросили царя, — думал он, сжимая зубы. — Сколько пережил тогда!» Да, пережил… Пастухи стали посматривать на него косо. Шептались, что пришел конец могуществу Еши Дылыкова, а некоторые даже грозились отобрать стада и табуны. В ту пору из дому боялся выходить. Ночью на железные засовы запирал окна и двери, ставил у кровати заряженные ружья. Но приехал в улус сын нойона Доржитарова и сумел успокоить расходившихся пастухов. Умная голова, большой человек молодой Доржитаров, не зря учился в Петербурге. Сразу смекнул, в чем дело, и дал Еши совет, как держаться перед народом. На суглане Еши так усердно поносил царя Николашку, что скотоводы только дивились.

— Сородичи! — говорил тогда Еши. — Царь драл с нас налоги, урезал наши пастбища. Он поставил над нами русского начальника, он угонял наших сыновей и братьев рыть окопы для солдат, строить дороги. Верно я говорю, пастухи?

— Верно! — разом ответила ему сотня голосов. Все, о чем говорил Еши, улусники испытали на своей шкуре, их убеждать не приходилось. Это их дети росли рахитиками, это им трахома выедала глаза, это они стонали от поборов начальства. Еши колотил себя в бабью грудь и хрипло выкрикивал:

— Мы теперь свободный народ! К черту русских начальников. Без них степи наши станут шире, травы вырастут выше. Сородичи! Мы сами можем распоряжаться своей землей, надо только забыть старые обиды. Пусть все люди будут как братья. Пусть богатый подаст руку бедному, а бедняк — богатому, пусть все люди станут богатыми. Мы должны защищать власть, ниспосланную нам богами. Не пустим сюда русских начальников. Пусть нами правят уважаемые люди улуса. Верно я говорю?

И опять в ответ прозвучало дружное: «Верно!»

Воодушевленный успехом, Еши подозвал к себе самого бедного в улусе человека, своего батрака Сампила.

— Стань со мной рядом, Сампил. — Еши обнял батрака и, обратившись к собранию, произнес: — Вы знаете, люди, что у этого человека, кроме рубашки и штанов, ничего нету. Но вы знаете также, что Сампил честный человек, хороший работник. Такого умелого пастуха я еще не встречал. Однако пастух без коня, как лисица без хвоста, срам смотреть. Так знайте, люди, теперь у Сампила есть конь. Этого коня ему даю я, Еши Дылыков. Дарю Сампилу за хорошую работу и всем добрым людям дарить буду.