— То есть ты решил просто заглянуть и поздороваться, — заключил Давид.

— Нет, умник; я пришел сказать, что этот тип выгреб полкухни и приходил сюда со своей мегерой и Эллен, пока вы играли в похороны. А вот выходили они уже вчетвером.

— Флориан ушел вместе с Маттиасом? — Йенни не поверила своим ушам. — Добровольно?

— Не похоже было, чтобы его тащили силком.

— Интересно, — промолвил Давид. — Значит, у нас теперь два лагеря. Маттиас, Анника, Эллен и Флориан с одной стороны, и мы — с другой.

— Ошибаешься, мудрила, — возразил Тимо. — У нас три лагеря.

С этими словами он развернулся и уже в следующую секунду скрылся в коридоре.

Они не понимают.

Всякий раз, ощутив прикосновение, она пытается подать сигнал окружающим, но… они этого просто не понимают. При этом все не так уж сложно, и Йенни или Флориан должны сообразить, что за код кроется в этих движениях. Ведь они далеко не глупы.

Но не стоит прекращать попыток, ни в коем случае. Анна чувствует, что сдаваться нельзя. Знает, что за этим последует.

Надежда, сама возможность общаться с окружающими и даже получать от них ответы — вот он, тот якорь, который все это время удерживал ее рассудок. За который она цепляется всякий раз, когда принимается нашептывать этот новый голос, когда она чувствует, что тьма окутывает сознание и пытается окончательно поглотить.

Якорь, который ограждает ее от помешательства.

Даже сейчас? — шепчет новый голос. — Ты же хотела спрятаться от мира, и у тебя это получилось как нельзя лучше, ха-ха. Но, слушай, ты можешь обернуть это в свою пользу. Просто отдайся. Предоставь все мне, и тебе уже будет безразлично. Возможно, даже понравится — жить наедине с собой, не выслушивать больше пустой болтовни. Никогда. Так что… отпусти, это совсем нетрудно. Прекрати сопротивляться…

Нет, — вмешивается другой, знакомый голос, и в очередной раз ему удается спугнуть гипнотический шепот. Но надолго ли его хватит?

Просто отдайся…

Звучит соблазнительно. Каждая попытка коммуникации, каждое движение головы не только сопровождалось адскими болями, но и стоило ей последних сил. Если Анна перестанет сопротивляться, просто отпустит мысли и позволит новому голосу беспрепятственно говорить, боли станут сносными, а возможно, и вовсе стихнут. Или она уже не ощутит их, потому что сознание — то, что останется от него — просто отрешится от болей, словно их и не существует вовсе.

Больше никаких болей. Состояние, которого она уже не в силах представить.

Не состояние, — гипнотически, нараспев шепчет голос. — Мечта. Перестань сопротивляться. Привычная жизнь в прошлом. Окружающие никогда не поймут, что ты хочешь сказать им. Неважно. Это все теперь не имеет значения. Давай я покажу тебе, как прекрасен мой мир. В нем все возможно. Он уже в тебе, ты так близка к нему… просто позволь себе окунуться в него.

Да, просто погрузиться в новый мир, вот чего ей хочется. Спать и грезить. В грезах никто не лежит слепым калекой, бесполезным, пускающим слюни мешком плоти. Во сне можно ходить и говорить, слышать и даже летать.

Да, летим со мной. Я покажу тебе…