Они вернулись и пошли в направлении прачечной. Йенни уже проходила здесь с Флорианом и Сандрой.

Когда они миновали металлический шкаф, Йенни вспомнила, что именно здесь она слышала какой-то шум. Или, вернее, ей послышался какой-то шум. Она замедлила шаг и заглянула в узкий коридор.

— Что такое? — спросил Хорст и тоже остановился.

— В первый раз, когда мы были здесь с Флорианом и Сандрой, мне что-то послышалось, но в помещении, что в конце коридора, ничего не было. И мне показалось, что звук был поближе.

— Хм…

Хорст взглянул на металлический шкаф и открыл обе дверцы. Как и в предыдущий раз на них пахнуло зловонием. Он обвел взглядом старые банки, после чего пожал плечами.

— Вряд ли это были мыши — в шкафу нет отверстий, чтобы пробраться внутрь, — он закрыл дверцы. — Может, шум все-таки доносился из помещения? Там запросто могут быть мыши.

Хорст нашарил выключатель, и под потолком зажглась неоновая лампа. Он указал на дверь.

— Там хранятся коробки со старыми декорациями. К Пасхе, Рождеству, или что там еще…

— Да, Флориан говорил про какие-то ящики и старую тележку для белья, — вспомнила Йенни.

— Тележку для белья? Такого я не припомню. Странное совпадение, тебе не кажется?

Йенни не понимала, к чему он.

— В смысле?

— Ну, Томаса обнаружили в прачечной, а тут стоит старая тележка для белья, которую я не могу припомнить…

Игнорировать такое совпадение было нельзя.

— Я, пожалуй, взгляну, — сказал Хорст и двинулся к двери.

Йенни последовала за ним. В этот раз ей хотелось самой взглянуть на помещение.

Хорст открыл дверь и без проблем нашел выключатель. Когда зажглись неоновые лампы, взору Йенни открылась в точности та картина, какую описал Флориан. Вдоль стен и по центру громоздились запыленные коробки. Между ними с противоположной стороны стояла тележка для белья. Йенни уже не раз видела такие в других отелях. Вдвое больше тележки из супермаркета, из плотной синей материи, местами потрепанной и выцветшей.

Стоя в дверях, Йенни не могла разглядеть, что лежало в тележке. Флориан, вероятно, тоже не заходил внутрь и не заглядывал в тележку. Что мешало ему осмотреться внимательнее? Вместо него этим занялся Хорст.

Когда он приблизился к тележке, то так переменился в лице, что на миг у Йенни замерло сердце. В несколько прыжков она оказалась рядом с Хорстом.

На дне тележки, скорчившись, лежала Анна. Глаза были закрыты, веки распухли, но как-то иначе, чем у Томаса. С первого взгляда Йенни не могла определить различие.

Она перегнулась через край, приложила два пальца к сонной артерии, выждала пару секунд — и облегченно вздохнула.

— Жива.

Когда что-то касается ее горла, Анна так пугается, что вздрогнула бы, если б только могла. Даже такое мягкое прикосновение вызывает адскую боль. И все равно это самое прекрасное, что она ощущала в своей жизни.

Значит ли это, что ее отыскали и к ней прикоснулся кто-то из группы? Невозможно понять. И когда она осознаёт это, отчаяние вновь накрывает ее волной, но голос разума твердит, что нужно верить. Верить, что ее обнаружил кто-то из своих. И это прикосновение должно послужить якорем для рассудка.