Собачатся они между собой, друг дружку опускают. А третья помалкивает, слушает. Они от этого еще больше распаляются.

Вдруг красивая в рев. Плачет, заливается. Мы с тобой, Катька, хвастаемся, а счастливая у нас Машка. Ты сидишь в своем пентхаусе одна дура-дурой, у меня в год по две пластики, потом всё везде болит. А у Машки четверо детей, муж золото. И ничего ей больше не надо.

Умная губы надула. А я не жалею, говорит. Жизнь прожила — дай бог всякому. И тоже вдруг как заревет. Первый раз хрен знает за сколько лет. Сто миллиардов баксов у меня, а завещать некому. Хлопок этот поганый видеть не могу. Поговорить не с кем. И все такое.

Третья на них смотрит, моргает. Девчонки, говорит, вы что, прикалываетесь? Я вас слушаю, от зависти лопаюсь. Ты, Катька, — вообще! Екатерина Великая отдыхает. Такое дело построила! Голова у тебя — суперкомпьютер. Всем мужикам нос утерла! А ты, Виола, чисто цветок оранжерейный. Какую жизнь красивую прожила! Да на тебя посмотреть, и то праздник. А я что? Дети выросли, я им не нужна. Мужу я столько лет зудила: главное — дело делать. Неважно, какая у мужика работа. Важно, чтобы он видел в ней смысл жизни. Вот и добилась. Для него теперь смысл жизни — торговля пылесосами и увлажнителями воздуха. Чего ради я горбатилась? Ради каких-таких сокровищ? Букашка я никчемная, и больше никто. А могла человеком стать. У-у-у-у!

Вот так сидят они рядышком, три постаревшие девицы, ревмя ревут, и утешить их некому. Тут и сказке конец. Тормози, приехали».

Машина как раз у ограды Таврического остановилась.

Водитель почесал затылок.

«Ну и чего? Про что сказка? Я не понял».

«Про то, что жизненный путь надо себе выбирать правильно».

«Кто ж это знает, какой путь правильный, какой нет?»

«Я знаю».

«Откуда?»

«Посмотрю на человека — вижу».

Сказочник проворно вылез из машины, сунул шоферу вместо пятисот рублей тысячу и легкой походкой направился к воротам парка. Трость он теперь нес под мышкой.

Как только посвежевший старичок очутился в аллее сада, его походка замедлилась. Оказалось, что он никуда особенно не спешит, да и дела у него здесь никакого нет. Он с любопытством посматривал на людей. Остановился у детской площадки. Попялился на мамаш, но недолго.

«Что-то меня нынче все на женскую долю ведет, — пробормотал он. — Хорошего понемножку».

Пошел себе дальше — вдоль пруда, мимо скамеек, приглядываясь к сидящим.

В конце концов замедлил шаг около лысого мужчины в очках, с седоватой бородкой. Тот сосредоточенно читал книгу. Ее обложка старичка заинтересовала. «НОВЫЙ ЗАВЕТ», прочел он, шевеля губами, и в живых его глазах снова зажглись знакомые огоньки.

«Не возражаете?» — вежливо спросил он перед тем, как сесть на самый краешек.

Лысый мельком взглянул на него, пожал плечами и снова углубился в чтение.

Его сосед не просидел молча и минуты.

«Прошу извинить. Случайно увидел название. Довольно странное чтение для человека вашего возраста».

Мужчина посмотрел на него с неудовольствием.

«Что вас, собственно, удивляет? По-моему, самое чтение для людей нашего возраста. Не Пелевина же с Акуниным мне читать».