О собственно «научной» стороне дела на упомянутой конференции говорить нет никакого смысла. Все эти нищие интеллектом «мнс-ы» и музейщики дряхло выходили на советского стиля трибуну — и названия докладов всегда были ни о чем. Вроде: «к вопросу о» — и далее любая ерундовина: «…об участии представителя семьи калужского асессора по некоторым письмам из недавно сгоревшего амбара», «…об использовании тряпочек в деле подтирания одной из пушек на непостроенном редуте возможного поля несостоявшегося боя по новым данным»… И тому подобная ахинея.
Еще на такие собрания обычно (как в Можайске, так и на конференциях в Бородинской панораме) приходили какие-то приблудные «потомки»: особенно некая странная курносая и слегка «датая» тетка, выдававшая себя за «родственницу Кутузова» (при всем моем к нему… научном отношении, она просто оскорбляла образ европейски образованного царедворца 18-го века). Обычно эта «родственница» съедала все сухарики и выпивала весь «Святой источник»: больше никому не доставалось.
С годами, «колеблясь вместе с линией партии», еще более деградировали и подобные сборища. Сейчас я взял сборник — публикации материалов юбилейной конференции на поле (2012 г., изданы в 2013 г.): иллюстрации научного (!) сборника начинаются не с исторических портретов и карт, а с фотографий президента и попов. Абсолютное большинство докладов — просто в макулатуру сдавать! Деградировала и сама непреложная академическая форма текстов: в этом сборнике у статей часто отсутствуют ссылки или, что еще позорнее, авторы ссылаются на Википедию. Как говорится, копают «на дне».
Но я не сказал пару слов о гостинице, где разместили участников «международной научной конференции». Не помню, была ли она единственная в Можайске, но точно «главная и лучшая». Про эстетику я даже не упоминаю — это адская совковая хибара. Розетки в номере не работали, потом одну по моему требованию починил какой-то ханурик. Постельное белье я предусмотрительно привез свое. Из столовой неслась неприятная вонь, поэтому я питался только в номере тем, что привез с собой из Москвы (и отец дня три еще подвозил). Это, конечно, не добавляло моему образу «народной любви». «У него в комнате еда, он ест один…», — иногда слышал я шепот участников международной научной конференции.
Профессор Сироткин хотя и работал в свое время корреспондентом в Париже, но оставался вполне советским по сути, и регулярно отмечал мои «буржуазные замашки» (правда, со свойственным ему юмором и общей несерьезностью). С легкой хриплой кашей в горле, а-ля артист Алексей Грибов в роли советского бюрократа или дореволюционного нищего, Владлен Георгиевич перефразировал Окуджаву: «вы перепутали век, улицу и город».
Когда участников «международной» вывозили из гостиницы на Бородинское поле — там их кормили из «походного» котла (такая облупившаяся мини-цистерна), подвезенного грузовиком к какому-нибудь пролеску. «Научные сотрудники» и несколько штук кандидатов и докторов сидели на корточках с жестяными или порванными пластиковыми мисками. Такое я видел только в гнусавом переводе жеваных видеопленок в фильмах про побег африканцев из мексиканской тюрьмы ночью в 80-е. Вместе с ними же кормились и какие-то ряженые брюхатые «казаки» (с орденами за взятие Трои и Карфагена) — уж не помню, то ли они посещали конференцию, то ли обретались на самом поле. А я опять-таки отбивался от «коллектива» и прогуливался между деревьями, вглядываясь в игру листвы, уже чувствующей приближение осени.