– Отлично! – сказал он, взвесив в руке пластиковую коробку с десятком десятисантиметровых игл с красными остриями. – С такими прибамбасами мы легко «нейтрализуем» хоть папу римского. Итак, парни (в группе была и одна женщина – Сабира Шарафиева, но к ней все «аудиторы» относились как к равному по положению киллеру, и на слово «парни» она не отреагировала), начинаем полёты на метле. Зафа, Ястреб – за вами организация слежки, поднимайте свои связи. Нужны данные по квартире, машине, номер мобилы, охрана.

Шарафиева и смуглолицый «джигит» Ирбис Мамедов, получивший кличку Ястреб за умение наносить в спину удары ножом – как ястреб клювом, переглянулись и кивнули.

– Хохол – транспорт, – сказал Шавырин.

– Есть! – буркнул Пётр Кучук, в иерархии «Роскона» занимавший пост «начальник транспортного отдела».

– Зоб – вся электронка клиентов. Работаем по Калёнову и Лузгиной, они живут вместе.

– Без проблем, – заулыбался жизнерадостный «инженер технического обеспечения» Марк Зобнин.

– Утром выезжаем на местность, учую запах спиртного – пристрелю!

«Аудиторы» промолчали, зная крутой характер командира.

Шавырин ткнул пальцем на саквояжи, и все начали подробнее знакомиться с их содержимым, оживлённо обсуждая достоинства зарубежной спецтехники, предназначенной для «демократизации» противника, кем бы он ни был.

Россия: Москва, Подмосковье

Впервые за последние десять лет он спешил домой, потому что там его ждала женщина, достойная любви и уважения. Сидя за рулём «КИА», Калёнов на миг представил спальню, полумрак, полные тёплые губы, лёгкое прикосновение языка к языку… и даже засмеялся, вдруг подумав, что, по сути, он переживает если не вторую, то третью молодость, по-юношески страстно желая встреч с женщиной и её ласк, её объятий и шёпота: любимый…

В пансионат пришлось ехать ещё раз.

Симанчука положили в больницу после налёта боевиков ЧВК «Белая ночь», и бухгалтер «Акварелей» попросил Максима Олеговича забрать документы и расчёт, чтобы он «не висел на балансе» учреждения.

Прощаться с бывшими коллегами и подчинёнными было грустно, однако жизнь менялась, Калёнов не знал, что ждёт его впереди, хотя надеялся, что всё складывается наилучшим образом, хотя и худшим из способов.

Пока он ехал в Верею, пытался определить, ведётся за ним слежка или нет. Однако интуиция молчала, опыт тоже ничего не подсказывал, и домой он приехал с ощущением, будто его обманули. После всех хлопот и напряжённых моментов, связанных с противодействием чевекистам, казалось странным, что киллеры о нём забыли. И это обстоятельство почему-то напрягало больше, чем предполагаемый драйв с погонями и перестрелками.

Евы дома не оказалось.

Ощутив укол тревоги, Калёнов позвонил ей.

– Я на работе, – отозвалась она не слишком быстро.

– Ты же в отпуске.

– Понадобилась моя консультация, так что обедай один.

– Слежки не заметила?

– Вроде бы нет, ни одна машина за мной не следовала.

Он вздохнул с облегчением:

– Поглядывай по сторонам, я позвоню позже.

Он искупался, смыв дневной пот; на улице было за тридцать, антициклон над Москвой держался уже неделю, и город раскалился, как пустыня Сахара, где полковнику однажды удалось побывать.