Еще до начала дождей, разбирая вещи, я наткнулся на мешок, в котором были остатки корма для корабельной птицы. Мешок мне понадобился для пороха, и, выйдя за палатку, я как следует вытряхнул его содержимое на землю, избавляясь от изгрызенного крысами зерна. Каково же было мое удивление, когда спустя месяц я увидел на поляне неизвестные мне зеленые ростки. К этому времени я совершенно позабыл о мешке и не помнил, где вытряхивал его. Теперь же я стал внимательно приглядываться к стеблям. И не напрасно – они быстро подрастали и вскоре заколосились. Это был ячмень! Больше того – среди колосьев ячменя я заметил с десяток стебельков пшеницы. На моих глазах совершилось чудо – ведь в мешке, по моему мнению, оставалась одна труха, в которой похозяйничали корабельные крысы. Чудом было и то, что стоило мне пройти на два шага дальше и встряхнуть мешок в другом, более сухом и солнечном месте, пшеница и ячмень могли не взойти. Я решил поискать в округе – может быть, где-то еще на острове растут хлебные злаки, – обшарил все поляны в окрестностях, но ничего не обнаружил.

Когда в конце июля колосья полностью созрели, я с величайшей осторожностью срезал их. Зерна набралась горстка, но я собрал все до последнего, рассортировал и спрятал в сухом и прохладном месте. Я надеялся, посеяв зерна раз и другой, со временем получить такой урожай, чтобы его хватило и на пропитание, и для нового посева. Ждать пришлось долго – лишь к концу четвертого года моего пребывания на острове все это у меня получилось. Дело в том, что свой первый урожай я едва не погубил, не рассчитав время и посеяв ячмень перед наступлением засухи. Всходы оказались редкими и слабыми. С пшеницей вышло удачнее. Когда зернá накопилось достаточно, я приловчился толочь его в муку и печь из нее отменные лепешки…

Однако возвращаюсь к частоколу. Четырнадцатого апреля я закончил эту работу. Чтобы мое жилье нельзя было обнаружить со стороны, я не оставил в ограде никакого прохода, решив ограничиться приставной лестницей.

16 апреля

Закончил сколачивать лестницу и проверил на прочность – поднялся по ней, перенес через частокол и спустился во двор. Теперь, находясь в моей крепости, я чувствую себя в безопасности.

На другой день я едва не погиб.

Я занимался обычными делами у самого входа в пещеру, как вдруг со склона на меня посыпалась земля и в глубине холма – там, где начиналась подземная галерея, – затрещали столбы, подпиравшие свод. Я испугался: неужели опоры рухнут, как это уже случилось однажды, и придется все начинать сначала? Однако все оказалось гораздо хуже: земля, словно при качке на море, заколебалась под моими ногами, палатка заходила ходуном, с вершины холма покатились камни. Опасаясь, что меня может завалить землей или искалечить, я опрометью бросился к лестнице и перелез через частокол. Только оказавшись на ровном месте, я догадался, что произошло довольно сильное землетрясение.

Я увидел, как от скалы, стоявшей у берега, отвалилась огромная глыба и с грохотом скатилась в воду. На морском дне также происходили толчки – вода в заливе, казалось, кипела. Я упал на землю и закрыл руками голову; мне было страшно, и больше всего от мысли, что землетрясение может разрушить пещеру, где хранятся все мои запасы провизии и инструменты; обвал навсегда похоронит мои ружья, мой подземный ход, мою с таким трудом изготовленную мебель…