У дракона должны быть программы, которые сгорали самыми последними. Программы самосохранения. Выдать плату во что бы то ни стало. Возродиться вновь – вот девиз каждого дракона. Из пламени, из глубин горячей плазмы, из темного небытия дракон восстанет – и родится для своего Всадника.
Драконы рождаются для Всадников, а Всадники рождаются для драконов – так говорил отец.
И по-другому не может быть.
Люк поднял голову и, чувствуя, что теряет сознание, ухватился за горячую плату. Рванул. Отлетел в сторону. Зубы дракона клацнули.
Огонь опалил руки, заструился по жилам Люка, добрался до самого сердца.
Падая в песок, Люк видел только одно – темное зерно платы в круглом шаре дракона. Яйцо дракона в своих руках.
Люк не видел, как в дым и огонь сражения опустился Енси. Не слышал, как звала его светловолосая девушка. Не чувствовал, как его тянули вверх, в драконье седло. И не очнулся, даже когда холодный воздух высоты немного развеял дым пожарища.
Он не слышал взрывов, не видел, как исчезал с лица земли Храм Живого металла, как погибал последний известный людям источник плазмы.
Он сжимал плату Тхана и ничего не чувствовал.
Мэй. Вместо эпилога
Настоящая Мать рождает настоящих людей. Тех, кто неразрывно связан с планетой, у кого в ДНК нет встроенных модуляторов, кто не подчиняется чужой воле.
Настоящие люди всегда будут отстаивать свою свободу.
Настоящие люди всегда будут давать свободу другим.
Так было написано на синих столбах вокруг посадочной площадки в Белой пристани. Мэй прочитала эти слова еще раз, потом провела пальцами по сияющим, выбитым в камне иероглифам. Древние жители белого города ценили свою свободу.
Мэй тоже ценит.
Война закончилась. Первый Храм погиб, похоронив под своими обломками последний известный источник Живого металла. Почти все Инимайты и Вурноги выжили. Энкью вывезли их из пылающей пустыни и доставили в просторные долины недалеко от своей базы. Теперь племена начинали все сначала.
У них еще оставались драконы, и уцелевшие машины помогали в работе. Но теперь эти машины не считались семейными, они принадлежали Люку. И все это знали.
Свободные драконы Белой пристани всегда будут принадлежать Люку.
Вспомнив о своем парне, Мэй улыбнулась.
Возможно, Настоящая Мать – это придуманная религия, но все равно приятно верить, что есть кто-то сильный, любящий и добрый, готовый поддержать и помочь. Поэтому хвала Настоящей Матери, Люк выжил. Это ведь Хэна велела Мэй сесть на Енси и лететь за своим парнем.
– Когда-то Синяя Птаха спасла таким образом своего Потрепанного Птаха, – сказала тогда Хэна.
– Синяя Птаха говорила, что Потрепанный Птах погиб, – возразила Мэй.
– Наму-Ола оставила ложный след, ведь не все синтетики были уничтожены и не все покинули Эльси. Лети, Мэй, ты нужна Люку.
И Мэй не стала бояться и сомневаться. Она успела вовремя. Верный Енси опустился в самое пекло и помог вытащить погибающего Люка из самого сердца пожара.
И еще они забрали плату Тхана.
Руки Люка, обожженные до мяса, заживали долго, но у энкью были хорошие лекарства, полностью восстанавливающие кожу. Конечно, шрамы остались, но это мелочи. Это неважно. Важно, что руки не утратили подвижность и чувствительность.