Вволю поиздевавшись над грудями девушки, он опустил ладонь ниже, на её промежность и вновь сжал ладонь. Казалось, что он хочет смять девичий лобок, размозжить и оторвать его.

— А вот теперь приступим к самому сладкому, ху-ху-ху, — рассмеялся палач спустя несколько минут издевательств над самыми чувствительными и интимными частями тела служанки. Он скинул фартук, представ перед девушками в чём мать родила, и продемонстрировал огромный эрегированный член, тёмный от прилившей крови, и с блестящей каплей смазки, выступившей на головке.

— А-а-а! Не-ет! Прошу вас, не надо… умоляю…а-а!

В который раз в пыточной раздались отчаянные мольбы и жуткие крики боли несчастной. Но ничто не могло достучаться до чёрствого сердца палача. Он взгромоздился поверх девушки и резко вошёл в неё, буквально разрывая нежное девичье лоно своим огромным органом.

Каллиса испытала ужасные муки. Её внутренности горели огнём, тяжёлое тело насильника не давало дышать, растянутые руки и ноги от рывков готовы были оторваться. Она, то теряла сознание, то приходила в себя от боли. Когда мучитель оставил её в покое, она это даже и не сразу поняла.

— Ну вот, милые мои, немного развлеклись, ху-ху-ху, а теперь и за работку пора приниматься, — услышала она его голос, словно издалека. Следом запахло горящими углями, и залязгал металл.

Она хотела в очередной раз попросить о снисхождении, достучаться до сострадания мужчины, но сил у неё осталось только на то, чтобы издать слабый протяжный стон.

Ночью я проснулся от срабатывания охранных чар, которые я по привычке наложил вокруг своего имущества. Под ним я подразумеваю лошадей и женщин. Но именно сейчас активировались те, что установил в конюшне.

— Да, млина, что там ещё случилось? — прошипел я сквозь зубы, торопливо выбираясь из кровати и одеваясь.

— Санёк? — на меня вопросительно посмотрела Нимфа, с которой я делил ложе. А с пола — ну, не было в комнатушке, что нам досталась, других коек — глянула баребка.

— Чары сработали в конюшне. Хочу глянуть, что там. И вы тоже со мной, живо-живо.

Нека оделась даже быстрее, чем я, а вот негритянка время тянула или просто не проснулась до конца. В итоге дотянулась до того, что я её выгнал наружу с голыми сиськами.

На шум, который мы издавали, вышла эльфийка, которой досталась отдельная комната. Но завидовать там было нечему: чулан он и есть чулан, супертесный, без окон, с гамаком вместо кровати и пропахший мышиным дерьмом. А за ней показалась орчанка в одной ночной рубашке до середины бёдер, зато с короткой двухлезвийной секирой в руках.

— Вы чего? — хмуро поинтересовалась она.

— Охранные чары в конюшне сработали. Идём смотреть, — коротко пояснил я ей причину нашей ночной побудки.

— Мм? Я тогда с вами, — заявила она и первой направилась на выход из дома.

В конюшне всё было тихо, только одна из лошадей что-то с тихим хрустом пережёвывала. Вторая спала стоя и даже глаз не открыла в ответ на появление света магического шара.

— Здесь кровь, — нека указала на россыпь мелких тёмных пятен рядом с конским стойлом.

— Точно, она самая, — подтвердила орчанка и провела ладонью над кровавыми отметинами. Её рука едва заметно окуталась красноватым туманом. — Человеческая.