При моем приближении Киса предупредительно распахнул заднюю дверцу. Из салона на меня пахнуло застоявшимся запахом анаши. «Как нет рыбы без костей, так нет людей без недостатков», — вспомнились слова какого-то импортного философа. В юности увлекался философией — влияние папаши, доцента УРГУ.
— Все тихо, Евгений Михалыч, обычная ментовская болтовня, — предупреждая вопрос доложил Цыпа, кивнув на радиоприемник, постоянно настроенный на милицейскую волну.
Через десять минут мы уже были в нашей резиденции. Сказано, ясное дело, слишком громко, но мне нравится. Пивной бар «Вспомни былое», — так называется наша «крыша», — полуподвальное помещение с тюремными решетками на окнах. Внутри интерьер тоже в тему — недорогие столики с пластиковым покрытием, вместо стульев скамейки. Стены «шубой», то есть шероховатые, со множеством безобразных выпуклостей, чтоб на них не писали. Кто когда-нибудь побывал в камере следственного изолятора, знает, что это творение тюремных Ньютонов достигается обыкновенным разбрызгиванием цемента. С высокого потолка свисали на тяжелых цепях лампы, забранные в частую металлическую сетку. В качестве украшений в нашем заведении служили несколько пар наручников, развешанных по стенам вместо привычных надоевших натюрмортов. Не знаю, как вам, а мне собственный дизайн тешит душу или что там от нее осталось после всех коллизий моей многоликой жизни.
За стойкой бара посетителям плотоядно улыбалась барменша Ксюша, двадцатилетняя девчонка с отличными формами, которую я переманил к себе из сомнительной фирмы со всеобъясняющим названием «Гейша». Ксюша была обряжена в милицейский китель с погонами лейтенанта и выглядела хулигански из-за заломленной на ее рыжей копне фуражки с красным околышем. Кроме кителя, фуражки, белых шелковых плавок и белых кроссовок на ней ничего не было. Я пришел к выводу, что у клиентов, при виде столь вызывающе выпирающей из-под кителя попки, должна пересыхать глотка. И это благотворно скажется на количестве потребляемого пива. И, кажется, не промахнулся. Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить.
Справа от стойки, за дверью с внушительной табличкой «Управляющий», находился Петрович. Между своими я звал его Папашей Фунтом или просто Фунтиком, намекая на персонажа известных сатириков. Меня «Сникерсом» не корми, дай только пошутить да позабавиться. За чужой счет.
Петровича я знал с лагеря, а значит, как облупленного, и мог на него положиться. Да и нет ему выгоды вести двойную игру. Бобыль, ни гроша за пазухой. Из лагеря ему была одна дорога — в связи с преклонным возрастом — в дом старчества. Я же его пригрел, сейчас он имеет средства для удовлетворения всех своих потребностей, вплоть до сексуальных — Ксюша всегда под рукой. Хотя какой уж секс на седьмом десятке. Разве что на оральный еще сподобится.
При нашем появлении Петрович оторвался от телевизора, где, как и обычно, у него крутилась кассета с «Томом и Джерри». Печально, но, по ходу, в детство впадает старикан.
— Все путем, Евгений Михалыч. Никто не звонил, тебя не спрашивали, — засверкал Петрович своими новыми зубными протезами с золотым напылением.