– Товарищ Берия, можно вас попросить о небольшой услуге? – попытался он прервать поток неудобных вопросов, переведя разговор на другую тему. – Я не знаю в лицо большую часть руководителей и конструкторов, которые будут присутствовать на этом совещании. Не могли бы вы подсказать мне их фамилии и должности, когда они будут входить?

– С удовольствием. А с чего вы взяли, что я их всех знаю?

– Ну, иначе товарищ Сталин э… уволил бы вас за служебное несоответствие, – решил отшутиться Андрей.

– Верно! – рассмеялся Берия. – Должен же я знать в лицо своих потенциальных клиентов!

– У вас их и так сейчас многовато, – рискнул поддержать опасную тему Воронов. – Боюсь, что кое-кого из ваших спецНИИ нам придется вскоре изъять.

– Если так будет лучше для дела, то хоть всех, – неожиданно легко согласился Лаврентий Павлович, не показав удивления от знания его собеседника о существовании «шарашек». – Хотя они и у меня прекрасно работают. Условия как бы не лучше, чем на свободе.

Сталин закончил чтение и, сделав в бумаге несколько пометок, вернул ее Андрею со словами: «В целом согласен. Просмотрите мои замечания». После чего поднял трубку:

– Все собрались? Приглашайте!

В кабинет начали заходить участники совещания. Сидевший рядом с Вороновым Берия, выполняя обещание, шепотом представлял Андрею входящих:

– Нарком авиапромышленности Шахурин, его заместитель и по совместительству авиаконструктор Яковлев, еще два его заместителя Хруничев и Воронин, конструкторы Ильюшин, Поликарпов, Микоян, Лавочкин, Гудков, Сухой, Петляков, Ермолаев. Двигателисты Швецов, Климов, Микулин, начальник ЦАГИ Петров. Конструкторы Туполев и Архангельский не смогли прибыть по уважительной причине, – усмехнулся в конце Лаврентий Павлович.

«Да уж, знаем мы эту причину», – думал Андрей, просматривая заметки Сталина на своем плане. Одна из них как раз касалась этого вопроса – вождь считал освобождение Туполева из «шарашки» преждевременным. «Ну нет, так нет. На самом деле и там условия для работы достаточно неплохие».

После того как последним вошел Рычагов, Сталин открыл совещание. В коротком вступительном слове он в очередной раз постращал присутствующих темпами производства в 70—80 самолетов в день в Германии (хотя уже знал от Андрея, что эта цифра, выведенная из оценок побывавших там специалистов, завышена раза в три, но, видимо, не собирался пока никому об этом сообщать, чтобы не расслаблялись) и о нашем общем отставании в этой области. Пока вождь «разогревал» публику, Воронов пытался сосредоточиться на своей предстоящей речи, машинально поглаживая пальцами шикарную кожаную обложку своей папки. Все вокруг только натуральная кожа и дерево. Никакого тебе пластика и прочей гадости. И мебель красивая и добротная. И это еще кабинет скромного по своим запросам Сталина. Андрей уже видал тут кабинеты и побогаче. «Нет, когда я заработаю себе отдельный кабинет, то скромничать не буду. Я не Сталин, мне можно. Обставлю антикварной мебелью, благо ее здесь достать не проблема», – размечтался было Андрей, но был грубо спущен с небес жестокой действительностью в лице вождя: